— Хватит, — сказал он хрипло, — спасибо. Все прошло. Я твой должник. Освободить от боли — это ценнее, чем научить готовить соус, определенно.
Она была смущена и сбита с толку. Джо ей был симпатичен, как был симпатичен Невилл и Гарри, но к этой симпатии примешивалось что-то еще, о чем не хотелось ни думать, ни знать. Стоило запомнить: не надо к нему прикасаться, не стоит сокращать дистанцию.
— Итак — соус?
— Да, соус, — он провел рукой по волосам. — Даже три соуса. Говорят, что настоящий повар должен уметь готовить суп, салат и соус.
— О, супы — терпеть не могу.
— Просто ты никогда не ела суп, который приготовил я…
Атмосфера разрядилась и час пролетел незаметно. Один соус получился у Гермионы почти таким же, как и у Джо, второй — не получился вовсе, третий они делали сообща, постоянно смеясь над рассказами Джо о слушателях кулинарных курсов.
Все шло именно так, как надо. Гермиона тщательно следила, чтобы не давать повода Джо к лишним касаниям и чтобы самой ненароком не касаться его. Она блестяще умела пользоваться своим разумом, она — как ей казалось еще недавно — хорошо разбиралась в чувствах и эмоциях, своих и чужих, но вот реакция тела ставила ее в тупик. Она не должна была чувствовать то, что чувствовала по отношению к Джо, особенно учитывая, что выглядел он как профессор Снейп, пусть даже в улучшенной версии. Тем более, существовала крохотная вероятность, что он и есть — Снейп, правда, как ни старалась Гермиона, она не могла придумать как Снейп превратился в Джо.
Пока они колдовали надо соусами, в духовом шкафу поднимался, наполняя весь дом невероятным ароматом, домашний хлеб…
— Я не ела ничего вкуснее! Просто хлеб и соус, а… нет, я не знаю, как описать эти ощущения. Блаженство? Слабо сказано…
— Мне приятно, спасибо. Что-нибудь еще? Сок?
— Да, спасибо. Хотя черносмородиновый не самый мой любимый, но у тебя даже он — вкусный. Больше всего ей хотелось уснуть, прямо здесь, на диване, и ни о чем не думать, не расспрашивать Джо, забыть обо всем — и о нем, и о умершей Алисе, о которой никак не удавалось не думать…
— Ну недаром же я шеф-повар «Полнолуния».
— Расскажи мне о себе, — она расслабленно откинулась на спинку дивана. — Ты не очень похож на стандартного повара.
— Ты знаешь многих?
— Кроме тебя? Ни одного, но мне всегда казалось, что они должны быть такими, как на картинках в детских книжках, обязательно румяными, с круглым животиком и с усами.
— Ты только что описала моего друга и владельца «Полнолуния», Игги. Он на самом деле не Игги, но его русское имя выговорить просто невозможно. Если бы не он, работать мне в столовой для бездомных. Я поздно начал, у меня не было шансов и тут — Игги. — Он ухмыльнулся. — Мне вообще чертовски везло последние годы, просто невероятно.
— Ну, а до этого?
— До этого… — он не хотел говорить и с Гермионы слетели последние остатки сонливости. — До этого много чего было. Но… я не хотел бы об этом говорить, моя жизнь до определенного момента мне чести не делает.
— Почему?
— Я не хотел бы об этом говорить, — повторил он спокойно, но твердо. — Не хочу вспоминать. То, как у меня болит голова теперь, не идет ни в какое сравнение с тем, как она у меня болела раньше. До потери кусков биографии, — он потер лоб. — Однажды оказался на другом конце Лондона и понятия не имел — как.
— В чем же тут твоя вина? — тихо спросила Гермиона, тщетно успокаивая сердцебиение. Неужели — обскур? Неужели?
— Думаю, все это результат моей прошлой жизни. Мне повезло, что я смог начать все с чистого листа. Но прошлое — никуда не делось и я боюсь, однажды оно напомнит о себе. Но все, хватит обо мне, расскажи о себе. Мне кажется, это куда веселее.
Знал бы он, до чего веселой ее жизнь была шесть лет назад! Мог бы он подумать, что под боком в конце двадцатого века шла война, в которой гибли люди?
— Ничего особенного. До одиннадцати лет училась в обычной школе, потом — в закрытой в Шотландии. Потом институт, теперь вот… — она запнулась, — ординатура. С Роном…
— Это муж?
— Да, так вот, с Роном мы дружим со школы, мы — друзья... Не густо с захватывающими событиями, ничего интересного, — она взяла бокал, потянулась за ломтиком яблока, стакан выскользнул из рук и разбился, залив не только белоснежную скатерть, но и забрызгав свитер и джинсы Джо.
— Прости, я такая неловкая! Но зато я умею сводить пятна! Только снимай свитер сейчас, надо замыть…
— Черт! Черт-черт, — Джо без разговоров стянул свитер через голову.
Чуть выше кисти правой руки начиналась затейливая, цветная татуировка, оплетала руку, поднималась по предплечью на плечо и кончалась чуть выше ключицы, спускаясь, по-видимому, на спину.
Она так жадно всматривалась в татуировку, что смутила Джо.
— Грехи молодости, — он вытянул руку, сам рассматривая татуировку, — теперь вот приходится ходить с длинным рукавом, если надо сделать вид, что я степенный и законопослушный гражданин.
— Я сейчас… я только застираю, — Гермиона прошла в ванную и закрыла за собой дверь, вывернула кран и достала палочку, быстро очистила свитер, потом смочила его водой.
Вот значит как. Татуировка, ровно на том месте, где могла бы быть метка — у пожирателей она не исчезала, но бледнела и теряла подвижность. А там, где могли бы быть шрамы от укуса Нагайны — тоже татуировка. Вот и гадай — совпадение или нет? А она-то, расчётливо роняя стакан, рассчитывала на однозначный ответ. Что ж… Гермиона закрыла воду и вернулась в гостиную.
— Вот, отстиралось…
Джо уже переоделся в другие джинсы и простую, с коротким рукавом, футболку.
— Можно посмотреть? Татуировку?
— В закрытых школах такого не делают?
— Нет, — она подошла к нему, бросив свитер на спинку стула, дотронулась до протянутой руки кончиками пальцев. Там, где должен был быть череп со змеей, высунув язык смеялся Арлекин, его колпак с бубенчиками чуть выше обрастал розами с огромными шипами, которые в свой черед превращались в дорогу. В причудливый орнамент из языков пламени, продолжающих дорогу, вплетались птицы. Крыло одной из них, словно веер, закрывало большую часть шеи.
Гермиона провела пальцами по руке, обычно она могла даже не глядя почувствовать метку, сейчас ей не давал сосредоточиться все учащающийся пульс — то ли ее, то ли Джо. Она, не поднимая глаза, провела рукой выше и почти уже дотронулась до его шеи, когда он перехватил ее ладонь.
— Что ж ты творишь, Гермиона? — спросил он хрипло. — Я не из железа и я сказал тебе, что ты мне нравишься. Не стоит поступать так с мужчинами, которые к тебе неравнодушны. Это может быть опасно.
— Ты… — подняв на него глаза, Гермиона предпочла тут же опустить голову и уставиться на пятно сока на скатерти. — Ты не сделаешь… — она лихорадочно подыскивала правильные слова.
— Я не сделаю того, чего ты не хочешь. Вот только бы понять, чего ты хочешь на самом деле. — Он потянул ее, нежно, но сильно к себе, наклонился и поцеловал.
Нужно было его оттолкнуть, но сначала, сначала надо было убедиться в том, что на шее не было и следов от шрамов. Она высвободила руку из его цепкой хватки, погладила его по щеке, но стоило опустить руку чуть ниже, как он тут же перехватил ее и резко отстранился.
— Так кто ты, Гермиона Грейнджер? Ты действительно — та, за кого себя выдаешь? Что если, мы поедем сейчас в клинику твоих родителей? — сейчас он смотрел на нее зло и был как никогда похож на профессора Снейпа.
— А кто ты? — Гермиона выдернула руку. — Кто — ты?
— Значит, я прав… ты заявилась не просто так. Я похож на идиота, который не может сложить два и два? Случайная встреча и так удачно — мы заочно знакомы. И твоя просьба, я подозревал, что это все — не просто так. Меня сбило с толку то, что ты не попыталась сразу залезть ко мне в койку, придумала мужа. Психиатр! Кто ты? Лучше расскажи сама, пока я не отправил тебя в полицию.
— Я не врала тебе, и я действительно — Гермиона Грейнджер. Если хочешь — поедем к родителям, но объяснять — почему мы вместе — ты будешь сам. — Гермиона села на диван. — Поверь, если бы я хотела тебе навредить, я бы уже сделал это. Я друг, я хочу помочь.