«…опасность, угроза жизни, насилие и прочие травмирующие факторы ускоряют выход обскурии из-под контроля (или заставляют личность мага слиться с обскурией и передать ей власть над собой)…»
«…взрослые маги не бывают обскурами по ряду причин: во-первых, в наше время ребенку с явными способностями, который по той или иной причине не был обучен, тяжело избежать травмирующих событий и обскурия быстро набирает силу. Это приводит к гибели юного мага. Во-вторых, взрослые волшебники чаще всего обучены и знают, как совладать с силой, дарованной им. Обучение магии — это в первую очередь обучение контролю над своей силой… Важно, чтобы информация обо всех маглорожденных детях поступала в Хогвартс и эти дети получали магическое образование…»
Не нужно было подходить к нему. Не нужно. Он мог бы жить до конца своих дней в магловском мире, спонтанные выбросы магии списывались бы на удачливость или случайности — чего только не бывает на свете, но стоило появиться ей, Гермионе, и магия, запертая до этого в Блэке проснулась и, возможно, стала набирать силу. Все приведенные Ньютом Скамандером примеры просто вопили об этом: рядом с обскуром появлялся сильный маг и после этого носитель обскурии был фактически обречен.
Она заставила себя читать дальше:
«…замечено, но не является подтвержденным, что носители обскурии привязываются (импринтинг?) к магам, которые начинают общаться с ними раньше других и проявляют к ним симпатию любого рода. Так было со мной и поэтому я считаю себя виноватым в смерти несчастной девочки, так было — по некоторым сведениям — с Грейвсом (Гриндевальдом) и несчастным Криденсом…»
— Так случилось и с Джо Блэком? — тихо произнесла Гермиона.
Больше тянуть было нельзя. Если она не хотела, чтобы кто-то пострадал, надо было вернуть Джо память, а потом уже решать, что делать дальше. Гермиона посмотрела на часы: было уже почти восемь вечера и Джо должен был быть в ресторане.
— Подмени меня, хорошо? — вид у нее был такой, что Снэванс решил не спорить и только кивнул растерянно — чтобы Гермиона Уизли просила ее подменить и уходила посреди дежурства?
Через пять минут Гермиона была около «Полнолуния», через семь выяснилось, что Джо на работе нет. Ругая себя за поспешность — могла бы свериться с картой, на которой до сих пор высвечивались маршруты Джо и которую Гермиона сама от себя спрятала пару дней назад. Еще несколько минут, и она в знакомом дворе, рядом с его домом. Гермиона не стала звонить, открыла дверь Аллохоморой, взбежала на последний этаж. Что же она так несется, словно обскур уже бушует в центре Лондона? Ничего же не случилось и, возможно, все ее теории — пыль. Она перевела дыхание и уже спокойно постучала в дверь.
Джо открыл через томительные несколько минут, когда она уже собиралась уходить. Выглядел он неважно — мятая футболка, темные круги под воспаленными глазами, сгорбленная спина…
— Какого…Ты? — он выпрямился, вглядываясь в ее лицо. — Я брежу?
— Я пришла…
Он посторонился, позволяя ей войти.
— Что случилось, Джо?
Квартиру было не узнать: мебель перевернута, картины сброшены со стен, пара из них порвана, повсюду рваная и, кажется, местами обгоревшая бумага.
— Что здесь было?
Он смотрел на беспорядок, потирая лоб, словно пытался что-то мучительно вспомнить.
— Я не знаю. Я вчера почувствовал себя плохо и… кажется… пошел домой. Лег спать и все… Как же болит голова! — он сжал ладонями виски.
Она помогла ему добраться до кресла, стала за спиной:
— Закрой глаза и помолчи, пожалуйста, — не таясь она достала палочку. В этот раз это была не просто головная боль. Таким темно-багряным, неспокойным цветом аура пылала только у тех, кто подвергался магическим пыткам или воздействию ядов. Но это было исключено. Возможно… Нечего было гадать. Надо было использовать Легилименс и выяснить все одним махом.
— Не уходи, — прошептал он. — Приходи когда хочешь, просто приходи. Хочешь, я поклянусь, что не трону тебя, я готов на все, только — не пропадай вот так. Я сперва, — он нервно рассмеялся, — я думал, что бросила — и к черту. Не первая и не последняя женщина. Потом просто скучал, а потом тоска стал невыносимой, я не испытывал такого никогда. Никогда, так…
— Тихо, тихо. Сейчас будет легче, только не открывай глаза, — она водила над его головой палочкой, изгоняя боль, поминая всех богов и Мерлина в придачу, чтобы не навредить, не сделать хуже. Что же она наделала, что она наделала! Не жилось ей спокойно!
— Я согласен быть другом. Черт с ним. Дружба, — он поднял руку, вслепую пытаясь дотронуться до нее. — Я жалок и смешон, но, кажется, я люблю тебя. Ничего о тебе не знаю, но люблю.
— Это — не любовь, — она нахмурилась. — Джо, давай попробуем вернуть тебе воспоминания.
Он открыл глаза, развернулся так, чтобы видеть ее.
Ее пальцы заботливо и нежно перебирали его волосы, унося последние остатки боли, она смотрела в его глаза не отрываясь и реальный мир становился зыбкой, крошащейся по краям иллюзией. Было так заманчиво нырнуть в общую на двоих темноту и забыть обо всем на свете…
— Я прошу тебя. Пожалуйста…
Он резко отстранился от нее, осмотрелся.
— Потом… ты уйдешь?
— Потом, велика вероятность, ты не захочешь меня видеть.
Он смотрел на нее и ей хотелось обернуться невидимкой, закрыться от его взгляда или, наоборот, прижаться к нему, только чтобы не видеть — как он на нее смотрит.
— Хорошо, что я должен делать? — он сел прямо, складка пролегла между бровями. Сегодня, словно в насмешку, в черной футболке и в черных джинсах, уставший от боли, сломленный, но не сдавшийся, он как никогда походил на Снейпа. На профессора Снейпа, со вздохом поправила себя Гермиона.
— Смотри сюда, на огонек, — она вытащила палочку и невербально зажгла свет на ее кончике.
— Лазерная указка, забавно.
— Что? Ах, да, лазерная… это что-то вроде гипноза, тебе может показаться, что я — у тебя в голове…
— Ты все время в моих мыслях, я привык, — он послушно смотрел на палочку.
— Тогда начнем, — она повела палочкой из стороны в сторону, тихо прошептав: «Легилименс».
Она умела скользить по чужим воспоминаниям изящно и почти невесомо, оборачиваясь ветром и облаками. Она знала, что искать, и давно уже не отвлекалась на то, что ее не касалось. Все же она позволила себе посмотреть на их последнюю встречу его глазами и ощутить всю горечь от своего побега. Он видел ее красивее, чем она была на самом деле. Она последовала дальше. Женщина, с мягким взглядом темно-карих глаз, другая женщина, с губами тонкими и бескровными и таким звонким смехом… Гермиона уняла ненужную ревность — как бы то ни было, ее это не касалось. Дальше, дальше. Радости и горести, победы и поражения, друзья и злопыхатели. Ресторан и его открытие, знакомство с Игги, темный дом, рождественская песня и почему-то — страх. Клетушка, с трудом напоминающая комнату, аскетичная обстановка. Снова женщина, даже девушка, чуть младше Гермионы, с серьгой в носу и татуировками. Другая квартира, больница, взгляд на себя в зеркало и понимание, что ничего, никаких воспоминаний не осталось и… Гермиона остановилась перед темной стеной. Дальше она пройти не могла, как ни старалась. Стена была похожа на огромную темную студенистую массу, залившую все вокруг. От нее веяло холодом, если присмотреться — в ее глубине едва различались призрачные силуэты. С таким Гермионе дело иметь не приходилось. Стертая память Локхарта напоминала пустыню, по которой ветер гнал обрывки воспоминаний. Все новое, что он узнавал за день, этот ветер разбрасывал с жестокой последовательностью. Гермиона видела разные стены, которые закрывали воспоминания — невероятно высокие каменные и зыбко прозрачные, словно туман, темные, как ночное небо, и она знала, что делать в таких случаях, но память Блэка была словно погружена в мутный сироп. Только тронь — и утонешь сам, пропадешь, завязнешь. Гермиона поставила якорь и дотронулась рукой до стены. Ее вышвырнуло из разума Джо с такой силой, что все тело тут же отозвалось глухой болью, будто она упала с порядочной высоты на асфальт.