— Ты достоин большего, чем милосердие. Ты сильнее, чем думаешь…
Вот только не это, только не эти избитые, банальные фразы о том, что он достоин лучшего!
— Сильнее? — он подошел и встал рядом с ней, близко, но не касаясь, — куда девается моя сила, когда тебя нет рядом? Ладно, хорошо… пусть будет так. У меня нет ни одного шанса, верно?
Он пытался совладать с злостью на себя, с разочарованием, с ненужной никому надеждой, с отчаянной верой в то, что все может измениться.
Гермиона молчала, видима подбирая слова, чтобы не так ранить его. Милосердная…
— Ты уйдешь и я тебя больше не подпущу к себе. Я лучше сдохну, чем… — он сделал шаг и осторожно обнял ее, сплетая пальцы в замок на ее животе. — Я сам разберусь со своей памятью. Я не потревожу тебя никогда и тебе не позволю ломать мою жизнь, — он наклонился к ее уху и прошептал: — потому что твоего сострадания мне мало. Но это завтра, а сейчас… скажи, что ты чувствуешь ко мне?
— Я... я не могу без тебя, — сказала она после паузы, резко поворачиваясь к нему. — Прости меня! Я опять… я все время пытаюсь что-то исправить, изменить, помочь, но у меня ничего не выходит. И опять!
Она врала или была честна с ним, с собой? Он не собирался думать об этом. Он услышал: «Я не могу без тебя», и радость смыла все остальные эмоции. Он взял ее за руку и потянул на себя, отступая к дивану. Не рассчитал, рухнул, словно диван дал под колени, не отпустил ее руки, и Гермиона упала на него.
— Я не могу, мы не можем! — она не сделала ни движения, чтобы высвободиться.
— Я исчезну завтра из твоей жизни навсегда, сделаешь вид, что меня и не было.
— Нет, так не выйдет, — она уперлась руками в его грудь.
— Я не могу отпустить тебя, не могу, — он задыхался, уже плохо контролируя себя. От ее близости он хмелел быстрее, чем от виски. — Неужели ты не видишь? Не могу…
— Джо… — она трясущейся рукой провела по его волосам, по лицу, уткнулась в плечо, — прости меня.
— За все и на сто лет вперед, — выдохнул он, сдирая с нее одежду.
Джо не мог отдышаться: воздух в комнате изменился, загустел, каждый мускул вибрировал от напряжения.
Она была рядом. Податливая, нежная, знакомая миллионы лет и совершенно неизвестная. В ней все было так, как надо, как будто его мечты воплотились в земную женщину и только слабый отголосок здравого смысла кричал: «Так не бывает!», но что до рассудка, когда невозможно понять — где заканчиваешься ты и начинается другой?
Темнота, плотно окутывающая его прошлое вдруг подернулась, словно приглашая заглянуть за завесу и если бы у него были силы или желание — он бы смог вспомнить хоть что-то, хотя бы свое имя, но вместо этого он плотнее сомкнул веки. Какое дело до прошлого и до будущего на пике блаженства?
Оргазм был настолько сильным, что ему казалось — сердце не выдержит, разлетится вдребезги, он закричал и от его крика взорвалась стеклянная перегородка, отделяющая комнату от кухни, бумаги, разбросанные на полу, взлетели под потолок, раздался жуткий треск ломающейся мебели. Тишина…
— Кажется, мы сломали диван, — прошептала Гермиона.
Джо скатился с нее, обнял, поцеловал в лоб, в спутанные волосы над виском и рассмеялся — легко и радостно.
Он сначала вспомнил все, что было вчера, где-то на грани сна и яви, а потом только окончательно проснулся и рывком сел. Солнце отражалось в окнах дома напротив, Джо взглянул на часы — раннее утро. Он прислушался, в квартире было тихо. Обернув простыню вокруг бедер, он поднялся, осматриваясь. Если бы не то, что он проснулся на диване, если бы не запах Гермионы, который кажется въелся в его кожу, если бы не шпилька, лежащая на полу, если бы не воспоминания тела, он бы решил, что вчерашний день ему привиделся: перегородка между кухней и комнатой была на месте, хотя он отлично помнил, как она разлетелась вдребезги. Картины висели на стенах, правда немного в другом порядке, ножки у дивана — целы, бумаги лежали на столике, у которого, если он правильно помнил, не хватало вчера одной ноги…
— Чертовщина…
Неужели ему все приснилось? Неужели он был настолько вчера не в себе?
Джо принял душ, оделся, сварил себе кофе.
Он пытался найти способ соединить свои воспоминания о вчерашнем вечере и сегодняшнюю реальность, но не представлял — как это возможно: или Гермиона не приходила и ему все приснилось, или… Только выходя из квартиры, он заметил оставленную ей записку: «Я вернусь и все объясню».
В ресторане еще никого не было, он сам открыл двери и прошел в свой кабинет, вытянулся на диване. Дел было море: текучка, которая не кончается никогда. Он все чаще занимался административной работой, оставляя на Чо Ванга кухню. Парень талантливый и скоро на него вполне можно будет оставить ресторан или открыть под него еще один… Если только…
Если только Гермиона не убедит его вспомнить свою прошлую жизнь.
Что с того? — успокаивал он сам себя. — Он вспомнит и что? Почему это должно изменить его сегодняшнюю жизнь? Проснется тяга к преподаванию? Так он ее вполне удовлетворяет обучая, а чаще — переучивая, своих поваров кулинарным премудростям. Но сколько он не убеждал себя в том, что обретенные воспоминания ничего не изменят, в душе крепла уверенность — изменится все.
Он вышел из кабинета, прошел по залу, провел рукой по шероховатой поверхности барной стойки, снял стулья с ближнего столика и застелил скатерть. Через полчаса должны были прийти официанты и повара, метрдотель — сегодня, кажется, работает Мона… Ресторан заживет, задышит.
Скрипнула дверь, Джо оглянулся. Пришли первые сотрудники. Рабочий день начался, пора было отбросить размышления о вечном, впереди был насыщенный день.
Рабочая суета вносила упорядоченность в его день, заставляя забыть о том, что напрямую не относилось к работе. Он уставал, но такая усталость ему была по душе, особенно когда посетители были довольны.
Вечером, когда он вышел лично поприветствовать важного гостя, русского миллионера — приятеля Игги, его поймала Мона.
— Ты не звонил мне несколько недель, у тебя все в порядке? Или я чем-то обидела тебя?
— Не сейчас, Мона, потом… — что он мог ей ответить?
— Ты поменял меня на… кого-то другого? — голос Моны дрогнул.
— Послушай, детка, — его чуть не перекосило от собственного тона, от пошлости слов, — у меня сейчас очень непростой период в жизни. Не усложняй его мне, ладно? Я разберусь и тогда…
— И сколько мне ждать, Джо, год?
Слава Богу, его позвал Чо и, чмокнув Мону на прощание в щеку, Джо с радостью ретировался на кухню.
Он не терял надежды, что Гермиона появится в любой момент, даже когда день стал клониться к концу. Но она не пришла, ни в этот вечер, ни на следующий день…
====== Глава 2. Вингардиум левиоса ======
Гермиона пришла в субботу, рано утром. Просто появилась рядом с кроватью.
— Я сплю? — он протянул к ней руку, она присела рядом, улыбнулась.
— Как ты здесь очутилась? Я не запер дверь? Черт, я стал рассеянным, нехорошо. Вчера пару раз чуть не напутал со знакомыми рецептами, — он сел, протер глаза. — Ты мне не снишься?
— Нет.
— Ты не спала? Ночная смена?
Кивок. Смущена, отводит глаза. Уставшая, осунувшаяся и все равно самая красивая, куда Моне до нее!
— Мне надо было кое с кем встретиться, поговорить и… подготовить твое возвращение, — теперь она смотрела прямо на него, едва ли не с вызовом.
— Ого…
В нем боролись необходимость объясниться и желание потянуть ее за руку, прижать к себе, снять с нее одежду и остаться в кровати на весь день.
— Моего возвращения?
— Это долгая история.
Он встал, она не отвела глаз, он натянул джинсы и футболку.
— Пойдем, накормлю завтраком.
Он провел ее прямо на кухню и заметил, как она удивилась.
— Я не настолько фанат чистоты, как можно подумать, просто не люблю пускать сюда тех, кто…
— Не близких?
— Что-то вроде, — он достал из холодильника овощи, пророщенную пшеницу, бананы, молоко. Руки делали привычную работу, которая приносила успокоение. Блендер взвыл, перемалывая и перемешивая. — Вот, пей, — Джо поставил перед ней стакан, Гермиона с подозрением принюхалась. — Это вкусно, — он отхлебнул из своего стакана. — Как ты относишься к банальной яичнице?