Сон не шел, по-видимому, он умудрился выспаться впрок. Он снова включил телевизор, выключенный строгой санитаркой только что. Он переключал каналы, задерживаясь то на фильме, то на информационной передаче. Музыкальные каналы, как и детские, он пропускал, чувствуя глухое раздражение из-за резких звуков и чрезмерно ярких картинок. А вот канал о природе и географии ему понравился.
Ну что ж — пока он не помнит кто он, пока он не может вспомнить элементарных вещей, но жить как-то дальше надо, а судя по телевизору, простой жизни ожидать не приходится.
Когда он наконец выключил телевизор, уже светало и он задал себе тот вопрос, от которого старался отгородиться, но который упорно лез в голову, особенно после просмотра слащавых рекламных роликов, где семья сливалась в экстазе после покупки какого-то нового товара. Где его семья, где его родные? И почему никто не ищет его?
<empty-line>
На следующий день наконец-то сняли все трубки, которые держали его, словно на привязи.
— Ты просто как-то невероятно быстро поправляешься, Джо, — сказал Шелдон с таким видом, словно был недоволен таким течением дел. — Такие раны, такой яд... Очень, очень любопытный случай... Но руководство клиники, эти бюрократы, — Шелдон вздохнул, — если бы твоей жизни до сих пор грозила опасность, я бы смог тебя продержать тут еще хоть немного, но ты, как назло, быстро поправляешься! И никто тебя не ищет, документов при себе — никаких! Отпечатков пальцев в базе нет! Ничего нет, совсем, — он вздохнул, — что тут можно сделать!
Все упиралось в деньги. Все вообще всегда упиралось в деньги, если верить телевизору. Джо стало жутко: его выкинут на улицу и что тогда?
— Я поговорю с Веерсом, — пробормотал Шелдон, — он должен что-то придумать.
— Помогите мне встать, сэр, — прохрипел он. — Я хочу встать.
— Давай попробуем.
Шелдон помог ему сесть и спустить ноги на пол. Голова не кружилась, слабости не было, может только немного мутило, но это скорее всего от ожидания, что он может упасть. Джо поднялся, опираясь одной рукой на плечо Шелдона, другой — на спинку кровати. Выпрямился.
— Руки у тебя не как у рабочего, — заметил Шелдон, помогая Джо сделать первый шаг, — судя по рукам, ты точно не гвозди забивал. Да и вообще, не похож ты на работягу.
Джо остановился:
— Зеркало.
— Точно! Вот я болван! Надо было в первый же день тебе принести! — они медленно добрались до зеркала, висящего над раковиной.
Темные волосы неаккуратными прядями падали на лоб, скрывали высокие скулы. Слишком узкие губы под слишком большим носом. Морщина на переносице и колючий взгляд черных глаз. Насколько он мог судить, красавцем он точно не был, девицам больше по душе были такие, как Шелдон — с открытым, немного придурковатым взглядом, широкой белозубой улыбкой и... неважно. Не красавец и черт с ним, важнее было то, что стена, прятавшая его воспоминания, даже не дрогнула. Ни-че-го. Отразись в зеркале маленький лысый толстяк или волоокий русый красавец — у него была бы точно такая же реакция.
— Ну? — нетерпеливо пританцовывал рядом Шелдон.
— Я его не знаю, — Джо хмуро кивнул в сторону зеркала. — Не знаю.
— Ничего-ничего, слишком мало времени прошло, слишком большой шок! Все наладится, обычно амнезия редко бывает длительной, крайне редко, хотя... бывает, да и вообще, эта область — сколько не изучай — все время сюрпризы. И я не специалист, хотя когда-то мечтал пойти в психиатрию... — он проводил Джо до постели. — Устали?
— Немного, — он закрыл глаза, мечтая, чтобы Шелдон ушел и оставил его в покое, но Шелдону, видимо, было нечем заняться. — А еще, еще же татуировка! Она ни о чем не говорит?
— Нет, — отрезал Джо, который налюбовался этим мерзким изображением прошлым утром, — ничего!
Нет, и этого он тоже — предсказуемо — не помнил, откуда и почему на его руке появился череп с вылезающей змеей, но одного взгляда на татуировку хватало, чтобы ощутить железный привкус крови во рту. Это точно было как-то связано с его ранами и с его амнезией, но как? И стоило ли это выяснять?
— Черт! — Шелдон поморщился, — все же пойду к Веерсу, он — мозг! — он постоял еще минуту у монитора, о чем-то размышляя и наконец-то ушел, но в одиночестве Джо побыть не дали: в палату прошмыгнула Прюденс.
— Привет, как ты?
Он хотел указать ей на то, что она забыла добавить “сэр”, но не стал. Надо было бы окоротить девочку — по виду он дал себе не меньше пятидесяти лет, а этой — хорошо если лет двадцать пять, но с другой стороны, может это только в кино все держатся официально, а в жизни нормально начинать тыкать на второй день знакомства? Тем более пациенту? Кто знает.
— Все так же, — ответил он сухо.
— А я тебе принесла книги, — она подвинулась к нему близко, чуть ли не легла на постель. Такое вторжение ему не понравилось, он инстинктивно отодвинулся, но Прюденс сочла это за жест доброй воли и устроилась удобнее. — Тут много всякого, я не знаю, что ты любишь читать. Прочтешь это, принесу еще. А то тут от скуки спятить можно.
Он бегло просмотрел книги. Названия ничего ему не говорили.
— Я зайду еще? — Прюденс смотрела на него выжидающе, видимо, ожидая благодарности.
— Конечно, — он был удивлен вопросом. Вроде как она была на работе и могла заходить куда угодно по необходимости.
— Ну пока, — она улыбнулась на прощание... игриво. Точно, в каком-то фильме герой так говорил об улыбке героини, которой он нравился.
— Спасибо, — сказал он ей вслед, Прюденс обернулась и ответила сияющей улыбкой.
За Прюденс проверить его состояние зашли еще шесть медсестер. Это раздражало, но не более: книги, принесенные Прюденс, стали просто спасением и он не сильно-то отвлекался, пока вокруг него прыгала то одна, то другая девушка.
Читать ему нравилось намного больше, чем смотреть телевизор: если телевизор скуку едва приглушал, то чтение прогоняло ее совершенно. Он чувствовал себя как человек, которым владела жажда, и которому дали воду. Если бы не пульсирующая боль в шее (сильное обезболивающее ему перестали давать, а обычное почти не действовало) и необходимость прерываться, чтобы поесть или доплестись до туалета, он бы чувствовал себя совсем хорошо.
Но он знал — долго это не протянется. Ему и так намекнули, что его скоро выкинут из больницы или, как минимум, переведут в общую палату. Снаружи его поджидала реальная жизнь, и хотя он к ней не стремился, миновать ее было нельзя. Единственное, он надеялся, что за эти дни хоть немного узнал о том, что его ждет.
Прюденс появилась, когда все отделение погрузилось в сон. Он не спал — читал.
— Если ты будешь читать ночью, я отберу у тебя книги, — заявила она, — ты должен спать. Сон — это тоже лекарство.
В ответ он хмыкнул.
— А что читаешь? — она снова бесцеремонно уселась рядом.
— Скучную классику. Диккенса, — он все-таки отложил книгу.— Ко мне сегодня было паломничество.
— Ты приобрел славу таинственного незнакомца. Амнезия, необычная внешность, укус змеи... ты такой весь из себя романтичный.
— Романтичный? — ему иногда казалось, что значение каких-то слов он тоже забыл или путает. Прюденс закатила глаза:
— О, Мадонна! Есть всякие виды романтики! Есть — розовые сопли, сахар-сахар-сахар, оборочки-рюшечки. Но это старо и уже ни фига не романтично, это сладко до блевотины. А сейчас модно, когда готично, когда вампиры, когда... ну все черное. Рок... — она задумалась, — короче, ты очень похож на романтического героя. И это круто. А смазливые идиоты нравятся только безмозглым курицам!
Он не хотел продолжать разговор, думая о том, что совершенно не готов к жизни. Совсем. И лучшим выходом было бы спрятаться от всех в укромном месте, но где его взять? И на что там жить? Хотел он или нет, ему предстояло заново выстроить свою жизнь, хоть как-то.
— Но ты — не курица? — спросил он насмешливо. Он действовал скорее интуитивно и не был уверен в успехе, но ему был нужен хоть кто-то, пусть даже розововолосая глупая Прю, чтобы продержаться первое время. Он не собирался ее использовать, но он был бы рад ее помощи, а значит — надо попытаться быть милым, насколько это возможно.