Мама, знаю, побаивалась нашего дома и старалась не заходить никуда дальше гостиной и моей комнаты. Даже на ночь никогда не оставалась... Впрочем, дом, я чувствовал, тоже не рад ее присутствию - она была здесь чужой. Странно, мне очень нравилось здесь: никогда не знаешь, где отыщется еще один потайной ход, чулан, набитый забытыми сокровищами, заброшенная комната... Одно крыло было вовсе закрыто, его не отапливали зимой, никогда не открывали штор на высоких окнах... и вот там-то я и находил самое интересное!
Но я отвлекся.
Где и как живет мама, я не знал, никогда не бывал у нее в гостях. Бабушка с дедушкой приглашали ее, если везли меня на курорт или просто в загородный дом, но и там она оставалась просто гостьей, которую в любой момент могут попросить отбыть восвояси.
Пока я был совсем маленьким, меня это не удивляло, но чем старше я становился, тем больше вопросов у меня появлялось.
-Дедушка, расскажи мне про папу! - просил я раз за разом, и он добавлял хоть слово, хоть два к тому, что я уже знал.
На портрете папа был совсем молодым, и дедушка подтвердил: он исчез, когда ему было всего восемнадцать, он только-только окончил школу... А после одного из таких разговоров дедушка тайком от бабушки открыл дверь в комнату моего папы.
-Это он? - безошибочно узнал я, увидев на стене большую колдографию.
На ней папа был еще моложе, чем на портрете, он сидел среди других ребят в квиддичной форме и сдержанно улыбался.
-Он был ловцом, - сказал дедушка и осторожно коснулся пыльного снимка кончиками пальцев, заставляя других игроков потесниться.
-А колдографий с мамой нет? - тут же спросил я, и он покачал головой, а потом произнес:
-Мы даже не знали, что он знаком с ней. Он всегда был чудовищно скрытным.
-Можно, я побуду здесь? - спросил я, оглядевшись.
-Да. Только не говори бабушке. И не слишком увлекайся... этим вот, - дедушка кивнул на желтые газетные вырезки в изголовье пыльной кровати. - Впрочем, что ты можешь там понять...
Я пробыл в этой комнате до самого ужина. Дедушка был прав: в пожелтевших вырезках я почти ничего не понял, но здесь было много другого. Старые тетради, исписанные мелким убористым почерком — в них я тоже мало что мог разобрать, но завороженно рассматривал страницу за страницей. Кое-где на полях были нарисованы забавные рожицы (наверно, папе становилось скучно на занятиях), кое-где записи прерывались вычислениями, перечеркнутыми по нескольку раз. Еще я нашел несколько записок, в них папу приглашали встретиться во дворе или на башне. Может, это были мамины? Я никогда не видел ее почерка... Впрочем, эти приглашения точно писала не одна и та же рука!
Нашлись и колдографии — школьные — и я с любопытством разглядывал папу и его однокурсников. Мамы среди них не было. Может, она училась на другом курсе? Или даже на другом факультете? А то и вовсе в другой школе?
Папина спальня стала моей тайной комнатой. Дедушка оставил мне ключ от нее, и я мог ходить туда, когда мне захочется... вернее, когда у меня было свободное от занятий время. Тогда я отпирал дверь, закрывался изнутри, смотрел на улыбающегося папу на колдографии — он был очень похож на дедушку, разве что без бакенбард, - и снова садился перебирать старые тетради и папки с вырезками.
Однажды, упустив листок — он провалился вглубь письменного стола, - я вытащил ящик целиком и полез за пропажей, запустив внутрь руку по самое плечо. И вдруг наткнулся кончиками пальцев на что-то гладкое, кожаное, как обложки у бабушкиных альбомов с колдографиями...
Я потратил полчаса, чтобы вытащить это что-то из глубин стола — рука у меня еще была слишком коротка, а домовика я звать не хотел. Однако наконец я все-таки сумел подцепить неизвестный предмет: это оказалась тетрадь, вернее, довольно большой блокнот в потрепанной обложке.
«Здравствуй, - сказал мне папа с первой страницы, я узнал его почерк, - Я даже не знаю, как тебя зовут, если ты вовсе появился на свет. Не знаю, мальчик ты или девочка. Но если ты читаешь это, значит, ты в нашем доме, значит, моя мама не бросила тебя...»
Я захлопнул блокнот и прижал его к груди, а потом спрятал под одежду, чтобы унести с собой и найти для него тайник понадежнее. Я почему-то был уверен, что бабушка не разрешит мне читать эти записи.
Так у меня появилась еще одна тайна.
Часть
Когда мне исполнилось семь, дедушка тяжело заболел, и бабушка впервые разрешила мне побыть у мамы. Она не желала отправлять дедушку в больницу святого Мунго, дневала и ночевала у его постели и не могла уделять мне время. Целитель почти поселился у нас, но за мной мог присматривать только домовик, а этого бабушке казалось мало. Если честно, я прекрасно бы обошелся, но как ей возразишь?