Вы ведь сняли «Геракла», когда вам было всего девятнадцать?
Я начинал совсем мальчишкой. Вскоре после «Геракла» я получил премию Карла Майера[10] за сценарий «Признаков жизни». По-дурацки я, конечно, тогда себя вел, но был так уверен в себе, в своих способностях. Заседание жюри проходило в Мюнхене, и ночью один из них зашел ко мне домой, сообщил, что мне присудили награду в размере, между прочим, десяти тысяч марок — а я посмотрел на него и сказал: «Не стоило ради этого будить меня посреди ночи. Я знал, что так и будет». Это был большой шаг вперед, хотя сам фильм я снял только через несколько лет. Я чувствовал, что награда придала мне импульс, которого хватит еще лет на десять.
Следующий фильм, «Беспримерная защита твердыни немецкого креста», я снял на деньги премии Майера, тоже на 35-мм пленку. Что-то ушло на гонорары четырем актерам, но основные расходы были на пленку и лабораторию. Это короткометражная картина о группе парней, защищающих пустой замок от вымышленного противника. Схожую тему я несколько лет спустя поднял в «Признаках жизни». Люди думают, что окружены, но на самом деле никакого врага нет.
Между «Гераклом» и «Беспримерной защитой твердыни немецкого креста» вы сняли еще один фильм, не так ли?
Вы имеете в виду «Игру на песке»? Она, конечно, ближе к настоящему кино, чем «Геракл», но видели ее всего человека три-четыре — я позаботился о том, чтобы фильм не попал на экраны. Пока я жив, зритель этой ленты не увидит. Возможно, я даже уничтожу негатив перед смертью. Это кино о четырех детях и петухе — мне сложно говорить о нем, потому что на съемках у меня возникло ощущение, что я утратил контроль над происходящим.
У вас репутация человека рискового, способного на крайности. Говорят, на съемках вы ставите под угрозу жизни людей.
Физики, чтобы узнать свойства какого-нибудь сплава, подвергают его воздействию сверхвысоких температур, сверхвысокого давления или радиации. Я думаю, что и люди в экстремальных условиях раскрывают свою истинную сущность, помогая нам понять человеческую природу. Но если бы я хоть раз рисковал ради фильма чьей-то жизнью, я бы сейчас не сидел здесь и не разговаривал с вами. Я никогда специально не выискивал суровые условия для съемок и не шел на глупый риск, и впредь не собираюсь. Я не отрицаю, что — как и любому кинорежиссеру — на какой-то риск мне иногда приходится идти, но у меня всегда все на профессиональном уровне, все продумано до мелочей. Я всегда перестраховываюсь и, кроме того, обычно все пробую на себе. Может, у альпинистов и есть стимул искать непроходимые маршруты, но у меня его нет. Для кинорежиссера подобное отношение было бы проявлением непрофессионализма и безответственности. Я сам себе продюсер, а это значит, что с финансовой точки зрения в моих же интересах работать как можно эффективнее, и предположение о том, что я намеренно усложняю съемочный процесс, полный бред. Я никогда не стремился создать себе дополнительные хлопоты. Работа над «Фицкарральдо» так затянулась не из-за риска и не из-за угрозы жизни актеров, — нам мешала стихия. И кстати, когда мы начали снимать Кински, съемки закипели, и мы управились раньше намеченного срока.
Несколько лет назад я ставил оперу и хотел, чтобы каскадер прыгнул с площадки в двадцати двух метрах над сценой, как будто человек срывается со скалы. Сложность заключалась в том, что надо было попасть в очень узкое отверстие в полу и приземлиться на большую подушку. На практике выяснилось, что попасть в цель с такой высоты очень трудно. Профессиональный каскадер нам был не по карману, и поскольку других добровольцев не нашлось, я поднялся наверх сам. Я прыгнул с высоты тридцати пяти футов и серьезно повредил шею, понял, что прыгать с пятидесяти футов будет просто глупо, и тут же отказался от затеи с прыжком.
Почему вы так долго не приступали к съемкам «Признаков жизни»?
Хотя на тот момент я уже снял три короткометражки и получил премию за сценарий «Признаков жизни», я отдавал себе отчет в том, что никто не захочет вкладывать деньги в проекты двадцатидвухлетнего парня. Мне предложили стипендию на учебу в Штатах, и я согласился. Я мог сам выбирать, где учиться. В чересчур пафосное место мне не хотелось, и я решил поехать в Питтсбург, город трудяг и сталелитейных заводов. Но тогда, в начале шестидесятых, Питтсбург переживал серьезный упадок. Заводы закрывались, люди оставались без работы. Уже через три дня после приезда я отказался от стипендии, в итоге у меня не было ни денег, ни принимающей семьи, где я мог бы жить, ни обратного билета.
10
В честь австрийского сценариста («Кабинет доктора Калигари», реж. Вине, 1920; «Последний человек», реж. Мурнау, 1924; «Восход солнца», реж. Мурнау, 1927).