Расскажите о Хануссене, которого сыграл Тим Рот.
Хануссен куда более исторически достоверный персонаж, чем Цише. О нем многое известно: он издавал журнал и книги, в одной из которых, вышедшей в 1920-х, рассказывается о том, как выдать себя за ясновидящего. Позже, сделавшись эстрадным артистом и экстрасенсом, он пытался изъять эту книгу из продажи. Хануссен решил стать ясновидящим, потому что это приносило хорошие деньги. В начале 1930-х, в политическом хаосе и всеобщей панике, когда страну сотрясал банковский кризис, безработица и попытки государственного переворота, людям был необходим провидец, его взгляд в будущее. Он выдавал себя за датского аристократа, взяв псевдоним Эрик Ян Хануссен, на самом же деле был чешским евреем, и звали его Гершель Штайншнайдер. Хануссен доказывал, что предсказал победу Гитлера на выборах в ноябре 1932 года, в фильме он говорит о «свете, что пролился на нас». На самом деле он поступил как все пророки: поставил на всех лошадей сразу, предсказав заодно победу Шляйхера, Брюнинга и фон Папена. После выборов он размахивал только теми строчками, где писал о победе Гитлера.
«Непобедимый» — вероятно, единственный фильм о Германии и нацистах, который не заканчивается холокостом. Он заканчивается 28 января 1933 года, за два дня до прихода Гитлера к власти. Разумеется, я сознательно поместил историю Цише в начало 1930-х, когда нацисты набирали силу, но исключительно ради большего правдоподобия. Сцена Цише и Хануссена в суде приобретает совсем другой оборот, когда раскрывается, что Хануссен — еврей. Он, наверное, дискредитировал кого-то из верхушки нацистской партии, поэтому его похитили и изрешетили пулями, а тело отдали на съедение кабану.
Напоследок я бы хотел спросить вас вот о чем. Случались ли в вашей работе серьезные разочарования?
Пожалуй, нет. Я научился переживать и провалы, и негативные отзывы в прессе. Я умею проигрывать и никогда не уползаю, чтобы зализать раны. Неудачи — конечно, да. Но разочарования — едва ли. Начинающие режиссеры должны как можно раньше усвоить одну вещь: идеального фильма не существует. Всегда, сколько времени не возись с эпизодом или даже с одним кадром, всегда будет ощущение, что в фильме есть изъяны, которые зритель увидит в тысячекратном увеличении. Режиссер должен научиться любить свои фильмы такими, какие они есть, как родитель любит своих детей. Один заикается, у другого косоглазие, третий хромает. Да, они не идеальны, но поэтому их любишь еще сильнее. Для тебя они все равно по-своему совершенны, и не важно, что думают другие.
Как режиссер я иногда задумываюсь о том, материально ли то, что я делаю. Кино может помочь переосмыслить жизнь, по-иному взглянуть на какие-то вещи, но и нелепости в нем хватает. Кино — это лишь спроецированный свет, оно нематериально, и подобная жизнь легко может сделать из вас клоуна. Многие кинорежиссеры плохо кончили, даже самые могущественные и сильные из них. Вспомните, что случилось с Орсоном Уэллсом или Бастером Китоном. Самые могучие животные в конце концов оказываются укрощены. Фермер, выращивающий картошку, или повар, готовящий еду, никогда не бывают смешны. Я видел успешных девятнадцатилетних виолончелистов и даже фотографов — но не кинорежиссеров. Чтобы справиться с неизбежным, я по возможности стараюсь заниматься другими делами. Я путешествую пешком, ставлю оперы, ращу детей, учусь профессионально готовить, пишу. Так я обретаю независимость за пределами мира кино.
Не дадите под занавес какой-нибудь совет читателям?
Не так давно я смотрел фильм, посвященный Кэтрин Хепбёрн. Кино было задумано как дань уважения таланту Хепбёрн. Она действительно была хорошей актрисой, но я, к сожалению, увидел исключительно ее приторные, ванильно-сиропные эмоции. В финале она сидит на камне на берегу океана, и кто-то за кадром спрашивает: «Мисс Хепбёрн, что бы вы посоветовали молодому поколению?» Она сглатывает, в глазах ее стоят слезы, долго молчит, как будто всерьез размышляет над ответом, потом смотрит прямо в камеру и говорит: «Слушайте песню жизни». На этом фильм заканчивается.
Это было чудовищно. Даже вспоминать неприятно. Я настолько был потрясен, что даже написал в Миннесотской декларации, это пункт десять, то, что теперь повторю вам, Пол. Глядя вам в глаза, я говорю: «Никогда не слушайте песню жизни».