Я топаю в своих штопаных-перештопаных башмаках, заляпанных засохшей черной грязью, от которых воняет за версту и никак в себя не приду. Как это — похоронили? Чтобы парни меня бросили? Да быть такого не может! Решаю, что во всем виновата излишняя женская возбудимость. Так уж они скроены, женщины. Сначала чувства, потом, если останется — мозги. Наверное, Мишель не исключение. Она хоть не такая, как все, но все же женщина. И за меня волнуется. Оттого и глупости говорит. Так что, когда мы к ее каюте подошли, я уже был спокоен. Главное, что я жив. И снова тут. Почти дома. И Мишель рядом. Зачем бы она тут ни оказалась. Чего еще желать?
Глава 3
Поди пойми этих женщин
Едва успеваю вымыться и переодеться, как в нашу каюту, словно в насмешку, именуемую адмиральской, вежливо стучат. Каюта отличается от бывшей моей наличием письменного стола и большущей неработающей тактической голограммой над ним. Ну, и еще тем, что в ней можно было не только на койке сидеть. А еще и на креслах вдоль одной стены. И трубы всякие по подволоку тут не тянутся. А в остальном — такая же конура, как у всех. В старину места на кораблях ВКС не хватало катастрофически. Даже для адмиралов. Все жили скромно.
— Войдите, — говорит Мишель, отодвигаясь от меня.
К нам заглядывает Милан.
— Простите за беспокойство, госпожа баронесса, — Милан отчего-то странно растягивает слова. Глаза его лихорадочно блестят. — Вы позволите поболтать с вашим другом?
— Сколько угодно, командир, — отвечает Мишель с вежливой улыбкой. Я-то вижу, какая она искусственная, ее улыбка. И тут же понимаю, почему. Милан уже изрядно навеселе. Видно, где-то приложился к бутылке на радостях. И довольно основательно. Это так непохоже на того, прежнего Милана, командира базы.
Он присаживается на одно из кресел у стены. Спохватывается. Подскакивает с места.
— Вы позволите, баронесса?
— Да, пожалуйста. Не желаете чего-нибудь выпить? — играет Мишель роль радушной хозяйки.
— Ром, если вам не трудно, — криво улыбается Милан. Он изо всех сил старается быть похожим на тех, давно забытых ныне офицеров, чья светская выучка ничуть не уступала военной.
— Прошу вас, командир, — снова натянуто улыбается Мишель, подавая ему стакан с коричневой жидкостью.
— Благодарю, баронесса.
Я таращусь на этот спектакль. Милан, тот самый упрямый Милан, которого я когда-то вытащил под огнем с галечного пляжа, снова напоминает мне обычного синюка, с которым мы летели сюда на “Либерти”. Сразу вспомнилось его пьяное бахвальство своими заслугами. И то, что он, как это говорили, “не просыхал” все время, пока мы ожидали отправки с Йорка. И как его били за разлитое спиртное. Из сильного волевого человека, каким он стал по прибытии на авианосец, и каким он мне запомнился, вытащили стержень и он превратился в измятую тряпичную куклу с мешками под глазами.
— Как ты, Юджин? — интересуется мой командир, сделав изрядный глоток. Мишель вежливо делает вид, что разговор ей не интересен. Смотрит рассеянно в угол.
— Нормально. Снова чувствую себя человеком. Спасибо, что вытащил.
— Да брось. За мной должок, ты же помнишь.
— Как вы тут? Что нового?
— Все новое.
— То есть?
— Теперь делаем по одному короткому вылету в день. В верхних слоях сбрасываем контейнеры и — назад. Еще пару авианосцев в гроб загнали. Земляне стали ниже травы. Их авиазаводы мы раздербанили. Пару недель назад вычислили и закидали плазмой. Корпорация прикупила высокоточных бомб. Красота! В шлак все спекли. Времени на досуг теперь хватает. Все высыпаются. Даже техники. И настоящий бар работает.
— Ничего себе. А охрана зачем?
— Ну... это я распорядился. Дисциплина стала ни к черту. Пьяные драки. Один раз даже со стрельбой. А я вроде бы как командую тут. Пришлось меры принять. Осуждаешь?
— Да нет, что ты. Тебе видней.
— Это точно, — кивает Милан и снова прикладывается к стакану. Кубики льда позвякивают по донышку.
— Еще, командир? — спрашивает Мишель.
— Если вам не трудно... баронесса, — язык Милана шевелится уже с ощутимым трудом.
— Я это, зашел спросить, как ты теперь? Останешься? Контракт твой вроде как кончился. Если хочешь, поставлю тебя командиром звена. Ты неплохо летаешь. Станет скучно, слетаешь вниз, побомбишь этих обезьян. Весело будет, как встарь. Как на Флоте.
— Да нет, я набомбился уже, — бормочу я. Почему-то меня коробит от того, как Милан отзывается о тех, кто внизу. Юсы, конечно, вовсе не те люди, с кем я жил в одном доме. Но все равно, не по себе мне от его слов.
— Я среди этих, как ты говоришь, обезьян, жил все это время. Они меня спасли. И от заразы выходили.
— Да? Я не знал. Гадал, что с тобой приключилось. Мы пару дней искали тебя в районе катапультирования. Потом земляне подтянули туда большую авиагруппу, начались стычки, пришлось убираться. Маяка твоего не слышно. Решили: кранты тебе. А ты живой, оказывается. Везунчик. Никто до тебя там не выживал.
Неожиданно Милан громко икает. Осоловело смотрит на свой вновь опустевший стакан. Запоздало прикрывает рот ладонью.
— Эта... э-э-э... извините, мэм, — выдавливает он и краснеет.