— Произвожу фильтрацию крови. Удаление из организма вредных химических веществ, — ворчливый голос Триста двадцатого звучит внутри, когда мы втроем, смеясь, топаем навестить техников в моем ангаре. Пятница важно шествует в арьергарде. Встречные оглядываются нам вслед. Кен во весь голос рассказывает, как познакомился со мной в Восьмом. Как я брызгал на палубу своей кровью и грыз нападавших крыс зубами. Отчего-то дикая эта картина веселит нас неимоверно. И мы хохочем, вызывая неодобрительные и внимательные взгляды охраны.
— Крыс... зубами... — задыхается от смеха Мишель, изо всех сил держась за мой локоть.
— Черт возьми, как здорово встретить старого друга, — говорю я вслух непонятно кому. И все со мной соглашаются. И Кен. И Мишель. И Триста двадцатый. Кажется, даже Пятница силится что-то сказать. И морда у него ехидная, точно он улыбается. А может, это я просто перебрал двигательного топлива.
В ангаре мы устраиваем совершенно жуткую попойку с техниками, едва не сорвав вылет очередного звена. В прежние времена наша выходка наверняка закончилась бы Восьмым ангаром или еще чем похлеще. Но сейчас все легко сходит с рук. Мы выслушиваем пьяные тосты, молодые и не очень мужчины хорохорятся в присутствии настоящей леди, и я щедро раздариваю присутствующим подарки из мешка, собранного жителями Беляницы. Ченгу достается отличный боевой нож в кожаных ножнах.
— Я буду всегда носить его с собой! — заверяет серьезно старший техник. И кланяется мне незнакомым глубоким наклоном туловища. Я таких и не видел никогда. Представляю, чего это ему стоит, в таком-то состоянии.
Еще я демонстрирую навыки владения ножом. Мой клинок насквозь прошибает дверцу металлического шкафа у дальней переборки. От восхищенных возгласов мне становится приятно. Хотя и негоже воину хвастаться своим оружием. Не принято. Про себя даю слово, что делаю это в последний раз.
И под шум продолжающейся пьянки мы с Мишель незаметно исчезаем. Только Кен подмигивает мне на прощанье.
— Пусть будет нашей высшей целью одно: говорить, как чувствуем, и жить, как говорим, — произносит он очередной красивый тост.
Крики упившихся парней слышны нам до самого переходного люка. Оба мы не слишком крепко стоим на ногах и приходится держаться друг за друга для равновесия. Согласитесь, нет зрелища более недостойного, чем баронесса, которую не держат ноги. Приходится прилагать обоюдные усилия, чтобы выглядеть более-менее прилично. И эти усилия изматывают нас до невозможности. Пока добираемся до места, устаем, как после часовых занятий на силовых тренажерах. Потом долго плещемся по очереди в ее душе. Падаем в ее постель, переодевшись в свежие комбинезоны, потому что в каюте здорово прохладно. Оборудование старой развалины авианосца дышит на ладан. Даже и вопроса почему-то не возникает, где мне спать. Ни у меня, ни у Мишель. И мы целомудренно засыпаем, обнявшись, как два невинных младенца. И спим, наверное, целые сутки. Такой вот странный побочный эффект у пойла, что нам Кен подливал.
А вскоре прилетел “Либерти”. И я взял в одну руку свою дурацкую, штопанную-перештопанную коробочку, а во вторую — ладонь Мишель. И потопал к шлюзу. И два парня из корабельной охраны шли следом и изображали, словно у них тоже контракт закончился. И все вокруг старательно вид делали, что не знают, зачем эта парочка следом за Мишель таскается. И кто-то снова меня узнавал и по плечу хлопал. А я вежливо и немного глупо улыбался в ответ. Кок, черный парень со странным именем Гиви, притащил корзину со снедью: “На дорожку, брат”. И Ченг пришел меня проводить. И Милан. И Борислав. И мы постояли немного и помолчали у люка. О чем говорить-то? Вместе служили, вместе воевали. Все без слов ясно. Милан опять навеселе. Хотя на его взгляде это никак не отразилось. Немного ироничном. Грустном. И спокойном. Будто все про эту жизнь понимает. Последние пожатия рук. Короткие, ничего не значащие слова. Вежливые кивки для моей спутницы.
Я поворачиваюсь спиной к старине “Меркурию”. Превращенному в базу с глупым названием “Будущее Земли”. Нет тут никакого будущего. Труба переходного шлюза гулко стучит под каблуками. Притихшая Мишель молча идет рядом.
— Знаешь, вы прощались, как настоящие солдаты, — говорит она, когда провожающий нас пассажирский кондуктор закрывает за собой дверь каюты.
— Откуда ты знаешь про солдат?
— Я ведь из военной семьи. Мой дед адмирал. У меня куча родственников-офицеров. Наш род — род воинов.
И я в который раз удивляюсь, какая она бывает разная, Мишель. И как мало я ее знаю.
— Наверное, мы и есть солдаты, — говорю я. — Только не знаем, за кого воюем.
Звуки блюза в коридоре. По громкой трансляции. Это старина Джозефо меня приветствует. Джо. Воррент-офицер второго класса, отставной механик с ударного авианосца “Калигула”. Все-таки здорово иметь друзей.