И когда я сходил к Варвару еще пару раз, снова и снова скидывая любимые мелодии; и публика уже не могла кричать, потому как напрочь обессилела; и когда голос мой стал ломаться от хрипа, а во рту пересохло; когда я решил – сейчас лягу у ног бэквокалисток и испущу дух; тогда все кончилось. Из меня как пробку вынули. И я сдулся, как дырявый мяч.
– Антракт, троглодиты! Антракт… – скорбно сообщает в зал Крошка Фрэнки. Голос его тонет в буре свиста. – Антракт…
Под скандирование толпы меня волокут за кулисы. Вбегаем в стафф. Большой такой зал с кучей постороннего народа. По углам – невесть как просочившаяся сюда тусовка. «Камай сюда… клевый сейшн… я тащусь… отвали, герленыш… а прикид-то мэновый… нет, ну бридж улетный…» – громко перекрикиваются разноцветные фаны, в надежде, что кто-то поддержит их треп, но на них никто не обращает внимания. Как на старые афиши на стенах. Пахнет кофе и табачным дымом. Журналисты, распорядители, охрана. Дурацкие вопросы. Суета. Жужжащие в воздухе камеры-жуки. Вспышки фотографов. Похлопывания по плечу. Умоляющая скороговорка седого подтянутого дядьки. Чего-то просит. Бормочет про спасательный круг и про какой-то «аншлаг». Называет меня «сэром». Я мычу и мотаю головой, как оглушенная рыба. Какой-то человек деловитого вида толкает меня на жесткий стул и быстро протирает мое лицо влажным полотенцем. Дает воды. Я жадно пью. Девушка, замаскированная под медсестру, берет меня за руку. Неумело щупает пульс, снимая меня спрятанной в пуговице халата камерой. Плевать.
Мишель тоже тут. Вместе с охраной.
– Ты просто шкатулка с сюрпризами, Юджин, – говорит она и к восторгу прессы легонько целует меня в щеку. Ее охрана с каменными лицами оттесняет от меня лишних людей. – Я тут немного подшевелила. Надеюсь, что ты не будешь возражать. Это Джек. Его команда будет тебя снимать. Ты еще немного продержишься?
– Сколько угодно! – храбрюсь я. – Это… это что-то такое… не передать!
– Умница, – улыбается Мишель.
Джек, очень спокойный голубоглазый мужчина, протягивает мне пачку листов.
– Не бойся, подписывай, – кивает Мишель. – Я все просмотрела. Твое выступление – настоящая бомба. Через час ты станешь чуть-чуть богаче.
И я послушно ставлю закорючки во всех местах, в которые тычет пальцем этот самый Джек. Смущенно улыбаюсь в ответ на всеобщее внимание. Глупо чувствовать чужое обожание. Непривычно. Я ведь простой отставной пилот. Без царя в башке, к тому же. Когда на меня смотрит столько людей, ловит каждый твой жест, гадает, что означает это мое выражение лица, я теряюсь. И Триста двадцатый – он ведь может подсказать, куда надо человека ткнуть, чтобы из него дух вышибить, или когда ракету сбросить, – но здесь он мне не помощник. Такой же растерянный ребенок, что и я.
– Клевый джем! – радостно подмигивает мне Щипач. – Давненько так не отрывался.
– Ты где этой чепухи нахватался? – интересуется Седой Варвар.
– Ты на самом деле баронессу спас, или свистят? Это она? – перебивает его Иван.
– И на Земле взаправду бывал? – в свою очередь влезает Фрэнки.
И я не знаю, кому первому ответить. Я весь еще под тем особым видом кайфа, что дает смесь адреналина, страстной музыки и урагана бешеных эмоций публики.
– Хватит, дайте чуваку отойти, – вмешивается Торки.
– Что это вы тут творите, сукины коты? – слышу я пьяный голос.
Мужчина с копной белоснежных волос гневно раздувает ноздри у входа. Длинные ноги, узкое лицо. Глаза слегка косят от выпитого. Свободная, распахнутая на груди красная рубаха. Вельветовые брюки с бахромой. Так вот ты какая, звезда джаза новой волны, Филодор!
Все невольно подбираются в ожидании грозы. Запах скандала витает в воздухе. Журналисты по стеночкам подбираются поближе. Фотографы жадно щелкают, заливая зал ослепительными вспышками.
– Вообще-то твою задницу спасаем, Фил, – спокойно отзывается Торки, прихлебывая пива. – Пока ты капризничаешь, как дорогая проститутка, мы тут выкручиваемся, как можем.
– Да ты!.. Ты забыл, откуда я тебя вытащил! – лицо звезды идет пятнами. Палец укоризненно тычет в лицо барабанщику.
– А не забыл, – вызывающе отвечает тот. – Из кабака «Кривая Лира». Мы там так лабали, что ты чуть не сдох от зависти. На наши джемы коты со всей системы собирались.
– Да ты же спивался там, как последний шахтер!
– Ну и хрена? – философски вопрошает Торки. – Я и тут спиваюсь. Это у меня наследственное. Тебе-то что? Вот, спасибо чуваку скажи, выручил нас.
Звезда окидывает меня мутноватым взглядом. Я для него – насекомое.
– Этому крестьянину? – кривится он. – Да вы тут все с катушек послетали! Нас же теперь неустойками разорят.
– Не нас, а тебя, Фил, – поправляет басист. – Мы-то свое отработаем. И вообще – фильтруй спич-то. Этому кенту тебе башку скрутить – что верхнее «до» взять. Это сам Юджин Уэллс. «Красный волк».
– Ему-то? Ха! Охрана!
– Хотите проверить, мистер? – интересуюсь я. Надоел мне этот клоун. Дешевый, как пустая конфета. Одна оболочка. Пшик. Может, он и крутая шишка, только мне плевать. Подарок мэра деревни Беляница всегда при мне.
– Охрана, уберите постороннего! – командует Филодор. – Через минуту начинаем. Где моя гитара? Отыграем час сверху. Отобьемся. А с вами после поговорим, – обещает он кучке расслабленных «котов».
– Ну-ну. Пускай попробуют, – нехорошо улыбаюсь я. Подбираю ноги для прыжка. Слегка наклоняю торс вперед. Триста двадцатый, готов? Подтверждение. Мишель бледнеет. Делает знак своим телохранителям. Те медленно расходятся в стороны от меня. Охранники из местной службы безопасности берутся за дубинки. Вопросительно смотрят на старшего. Офицер пожимает плечами. Люди в черном равнодушно отворачиваются кто куда. Делают вид, что они тут случайно оказались.
– Гитарист ты ничего, Фил, – рассудительно заявляет Седой Варвар. – Жаль только, что козел.
– Давно хотел свалить, – равнодушно отзывается Крошка Фрэнки, бросая мокрое полотенце на пол. – Все стремался чего-то.
– Что ни говори, а сейшн сегодня клевый. Давно с таким кайфом блюз не ломали, – поддерживает его Чертополох, любовно покачивая свой саксофон. – А ты, Фил, иди, интервью, что ли замути. Это у тебя круто выходит. Нам вот некогда, мы тут, знаешь ли, этот городишко отыметь собираемся.
– Ну а вы? – обращается к остальным растерянный Филодор. Помятый импресарио тенью маячит за его спиной.
– А что мы? Некогда нам трепаться. Работать пора, – отвечает за всех Иван. Поворачивается к Мишель. – Вы уж, дамочка, сделайте так, чтобы от нашего саунда все в штаны наделали.
– Это от вас зависит, сэр, – серьезно отвечает Мишель. – Ваши контракты обсудим после концерта. А пока сыграйте так, чтобы никто потом не сказал, что у меня чутье на деньги пропало.
– Ха! Порвем зал, парни?
– Как два пальца!
И импресарио уводит прочь потрясенного Филодора. Никто и не заметил, как он исчез.
– Держись, Юджин, – говорит мне Мишель.
– Порвем зал! – повторяю я. Мне нравится это выражение. Есть в нем что-то волшебное. Скрытая мощь, от которой дрожат стены. Камеры назойливыми жуками порхают вокруг моей головы.
– В блин раскатаем. Размажем дегенератов, – отзываются парни.
И радостное предвкушение вновь окутывает меня. Я смотрю во все глаза, захваченный творящимся вокруг таинством. Бэквокалистки подкрашивают губы. Припудривают щеки. Суют под мышки салфетки от пота. Седой Варвар чего-то беззвучно шепчет, закрыв глаза и зажав в огромной ладони полупустую бутылку пива. Иван в окружении стайки тусовщиков. Кого-то щупает, сладко жмурясь. И как ему удается отличить, кто из них кто? Чертополох сосредоточенно прилаживает мундштук. Щипач, склонив голову ухом вниз, шевелит струны, прислушиваясь. Торки разминает кисти. Вот уже ожидание подхватывает нас. Порозовевший Иван вырывается из кучки молодняка. Варвар легко вскакивает, что здорово не вяжется с его объемным телом. Крошка Фрэнки выпускает из объятий млеющую от счастья фальшивую медсестру. Тянемся к выходу.