Я улыбаюсь до тех пор, пока ответная улыбка не трогает крепкое, будто вытесанное топором лицо и в глазах Мариуса не появляется осмысленное выражение. Пока он не начинает понимать, что это не блажь богатенького придурка — поздороваться за руку с кем-то из обслуживающего персонала.
— Спасибо, Юджин. Вы хорошо держались, — говорит он. И снова становится непроницаемым. Напряженно вслушивается в себя, оглядываясь вокруг. Триста двадцатый обнаруживает у него внутри слабенький чип. Полное барахло, а не чип, скажу я вам. Даже у наших аэродромных водителей и то мощнее. Решаю при первой же возможности посоветовать Мишель улучшить оснащение ее охраны.
Мы топаем к машине, припаркованной неподалеку от центрального входа. Яркое солнышко приветствует меня, слепит глаза. Душноватый запах цветов — словно волна. Тут повсюду цветы. Целые поляны цветов между каменных дорожек. И люди. Вокруг множество людей, и полиция сдерживает толпу, и все возбужденно топчутся на месте. Я решил, что они кого-то встречают. И приготовился к тому, что мы быстренько проскочим по краешку аллеи, сядем в машину и уедем из этой чертовой стерильной больницы.
Мишель хитро улыбается, отвернувшись в сторону. Чтобы я не заметил. Но меня трудно провести, с моим-то мощным ментосканером. Я чувствую, как она ожидает моего удивления. И она получает его. Неприятная догадка посещает меня.
— Это что, нас встречают? — недоверчиво спрашиваю я.
— Ага. Должна же я позаботится о твоей карьере, — она больше не сдерживает смех. — Пойдем же. Народ встречает своего героя.
— Героя? Нас облили грязью с ног до головы!
— Ну и что? Это и есть слава.
— Кто эти люди?
— Никто. Богатые бездельники. Рантье, папины наследники, прожигатели жизни и прочий мусор. Улыбайся. Молчи, кивай и улыбайся.
И она подталкивает меня к прозрачному пузырю входа. Еще пара телохранителей охватывают нас с боков. И как только мы появляемся на широкой белоснежной лестнице, толпа подается навстречу. Люди начинают улыбаться и махать мне руками. Каждый норовит дотронуться до меня. Не верят, что я настоящий? Телохранители стараются как могут, отталкивая самых ретивых. Но все равно десятки рук тянутся ко мне, словно щупальца странного животного. Вежливые копы с трудом удерживают коридор.
— Привет, Юджин! Как дела? Нравится у нас? Сколько народу ты уложил? Я хочу тебя! Научи меня стрелять! — несется со всех сторон.
Люди тут разные. Есть молодые. Есть не очень. И все улыбаются мне, как лучшему другу, хотя, богом клянусь — никого из них я до сих пор не встречал. И внутри у них — вакуум. Как если бы они разглядывали диковинного малахитового скорпиона с Ориона. Того самого, чей яд разъедает стекло. И осторожный страх — вдруг плюнет? — и любопытство, и желание потыкать пальцем. Просто так, чтобы рассказать друзьям за коктейлем.
И еще я замечаю странность. Женщины раскрашены и разодеты в пух и в прах. От шикарных платьев до полупрозрачного новомодного рванья. А мужчины — ну, ей-богу! — все, как один, с короткими стрижками, в армейских комбинезонах и высоких ботинках на магнитных липучках. Как у меня. Будто я попал на вечеринку по случаю дня рождения аэродромного начальства. И я улыбаюсь, как приказала Мишель, чтобы ее не огорчать. И чтобы скрыть то, как я ошарашен. Осторожно уворачиваюсь от жадных рук, норовящих разорвать меня на кусочки.
А у самой машины нас атакуют жужжащие штуки — камеры. Пикируют сверху, крутятся перед глазами, мешая обзору. Едва не залезают в рот.
— Чем вы собираетесь заняться, капитан? Баронесса, вы берете вашего спасителя под свой патронаж? Вы собираетесь жить на Зеленом Шаре, капитан? Как вы относитесь к однополым бракам? Есть ли у вас домашний аллигатор? — наперебой кричат нам со всех сторон.
Мишель улыбается так, словно вокруг собрались ее лучшие друзья. Хотя внутри у нее — лед. Я поражаюсь ее выдержке. И вслед за ней проваливаюсь в синеватый полумрак лимузина. Дверь-плита отсекает от меня рев за бортом. Совсем как в самолете.
— Фуу, — выдыхает Мишель, и с облегчением вытягивает ноги. — Пробились.
Кожа ее просвечивает сквозь полупрозрачную ткань. Я смущенно отвожу глаза. Она смеется, заметив мою неловкость.
— Ну же, выше нос, спаситель Земли и покоритель женщин! Мариус, вперед!
И мы трогаемся. Ощущение, будто едем в вагоне, так тяжела машина.
— Папа настоял, чтобы я сменила транспорт, — поясняет Мишель.
— Понятно, — отвечаю я, хотя мне ни черта не понятно. — Куда ты меня везешь?
— Для начала мы как следует отдохнем. Закрепим твой успех. А потом вместе подумаем, куда тебя пристроить. С такой известностью ты можешь легко претендовать на место исполнительного директора в любой оружейной фирме.