Михаил замолчал, ему тяжело было продолжать свой рассказ.
- Я приблизился к нему, почувствовав облегчение, но что-то настолько неживое исходило от всей его фигуры, что невольно отшатнулся, но он схватил меня и поволок в темноту в сторону чердака. Пытаясь удержаться, я нечаянно оторвал кусок прогнившего косяка и ударил им по противнику. Не скажу, что это причинило ему особое неудобство, но, воспользовавшись моментом, я сумел вырваться и заперся в ближней к лестнице комнате, поскольку как-то не очень хотелось проверять, кто же там все-таки на самом деле ходит внизу.
- Это все хорошо, только мы не можем сидеть здесь вечно, да и Инну нужно найти.
- Гениальная идея, но как?
- Не знаю, но не бросать же ее здесь!
- Прости, Вера, но, видев Дениса, я даже уже не уверен, что она еще жива, - он пристально посмотрел в глаза девушки.
Та нервно сглотнула комок в горле и все же продолжила.
- Мы не были только на чердаке.
- Как же мы туда попадем? – поинтересовался Михаил, намекая на нечто в коридоре, бывшее ранее Денисом.
- Один из нас попробует отвлечь внимание на себя. А что? – невинно спросила спутница, увидев недовольный взгляд молодого человека. – Я вообще ничего не понимаю. Знаешь, просто не верю, что до нас сюда никто не забирался. Однако этот город совсем не славится пропавшими людьми.
Михаил собирался было что-то ответить, но слова застряли у него на языке: из темноты показалась худощавая мертвенно-бледная кисть руки с длинными синими ногтями, а следом за ней он увидел и горящие странной агонией женские глаза.
- Отдай ключ, человек с перекреста. Они хотят на свободу.
Молодые люди пулей подскочили и, не сговариваясь, стали освобождать проход. Не думая, что их там ждет, они вылетели в коридор.
Дениса не было. Понимая, что путь на первый этаж отрезан, Вера и Михаил побежали к лестнице, ведущей на чердак.
Однако еще не успев ступить на нее, заметили, что их никто не преследует.
Ступени узким полукругом полукругом тонули в темноте прохода. Дав пульсу успокоиться и восстановив дыхание, они оба приникли к двери, внимательно вслушиваясь. Изнутри не раздавалось ни звука.
Девушка первой повернула ручку и чуть толкнула дверь, та покорно поддалась. Чердак был маленьким, и не составляло труда бегло охватить его взглядом. В отличие от остальных комнат он не пустовал. Какой-то старый хлам хаотично свалили повсюду. Вероятно, оставшиеся от последних хозяев вещи, которые никому не пригодились, и не нашлось желающих разгребать это старье. Так все и пролежало здесь долгие годы.
Немного замешкавшись, Вера шагнула внутрь. В самом конце у небольшого витражного окна ей показалось, что на стуле стоит какой-то странный крупный вытянутый предмет. Приблизившись, она различила черты фигуры своей подруги. Та с переломанной шеей болталась на веревке, привязанной к одной из верхних балок.
Закричав от ужаса, девушка повернулась назад, в надежде на поддержку Михаила, но тот так и остался стоять в проеме и чему-то улыбался. Еще не осознавая полноты произошедшего, она нетвердым шагом двинулась к нему, но резанувшие слух ледяные слова, заставили ее застыть на месте.
- Прости Вера, но я хочу наружу. Мы все уже очень давно хотим. Каждую ночь много-много лет мы смотрим то в одно окно, то в другое, ожидая, когда же люди перекрестка придут сюда, чтобы взломать заклятье, преграждающее нам путь.
- Ты не Миша! – яростно воскликнула девушка и, не помня себя, бросилась на фигуру.
Но дверь тут же захлопнулась перед ней, и только довольный хохот все продолжал раздаваться из коридора.
Прижавшись спиной к стене, гостья пыталась лихорадочно сообразить, что же теперь делать, как вдруг стены чердака стали расплываться, сливаясь в единую воронку. И вот перед ней была совсем иная комната: старая мебель исчезла, пол устилал небольшой несколько потершийся ковер, в углу стоял резной секретер и дополняющий его деревянный стул.
В разных местах чердака горели черные свечи, а в самом центре стояла женщина, та самая, что появилась перед ней и Михаилом в комнате второго этажа, и та, которую Вера видела в детстве в подвале этого дома. Только сейчас она выглядела более живой. Рядом с ней на коленях стояли три человека.