Анатолий Барбакару
Знал бы прикуп
ГЛАВА 1
«Такое уже было», — это первое, что пришло в голову, когда я увидел ее. Собственно, увидел я сначала не всю ее, а только ноги, долго длящиеся от короткой черной юбки до пола. Эти, рассчитанные на щекотку воображения колготки, туманные, с редким рисунком, я уже наблюдал. Где? На ком? Почудилось только, что было это недавно и что смотрелись они тогда не так убедительно. Над юбкой обнаружилось все прочее: талия, на которую хватило бы и собачьего ошейника, подозрительно безукоризненная грудь, упакованная в футболку из тонкого трикотажа, и совершенно манекенщицкое, пронзительное лицо с задранным подбородком, окруженное водопадом струящихся белых волос.
Все это сооружение очень целенаправленно прошагало от двери к столу, за которым я уже с полчаса корпел над закадровым текстом. Расположилось на стуле по ту сторону и поинтересовалось:
— Ведь вы мне поможете?
— Здравствуйте, — сказал я, бесцеремонно в упор разглядывая пришедшую. Потом перевел взгляд на Галку, заведующую рекламой.
Та, спохватившись, ожесточенно ударила по клавишам компьютера.
— Вчера у вас был мой муж, — ничуть не просяще продолжило создание. — Вы ему отказали. — Она достала из сумочки «Давыдофф», не спеша закурила…
Галка нервно выбралась из-за стола. Громко распахнула окно. Вернулась к компьютеру.
Я рассматривал гостью с хмурым интересом.
— Вы поможете нам? — Она цепко глядела на меня. Уточнила: — Мне?
— Я всего лишь репортер, — сообщил я.
— Я все знаю.
Я вспомнил, что где-то в ящике стола валялась антикварная пачка «Примы». Подумал: не закурить ли.
— Да? — спросила она.
— Фигушки.
Создание вздрогнуло. Секунд пять пребывало в растерянности, потом судорожно, тщательно вдавило окурок в пепельницу. Сказало напоследок:
— Хотите совет: поменьше благородных выкрутасов в ваших передачах. — И направилось к двери.
— Сигареты, — напомнил я.
Фотомодель, уже взявшись за ручку двери, обернулась.
Я вдруг заподозрил, что никакие на ней не колготы. Чулки с подтяжками.
Дамочка решительно вернулась к столу. Поставив согнутую ногу на стул, принялась рыться в сумочке, расположив ее на колене.
Я уныло наблюдал за ней. Подозрение пока не подтверждалось. Ей следовало повернуться ко мне в фас. Тогда можно было рассчитывать на разгадку.
«Если не чулки, — подумал я, — буду играть. Почему бы подтяжке не лопнуть».
Разгадка не состоялась. Женщина вернула ногу на пол и, склонившись к столу, стала писать что-то на обратной стороне визитки.
— Если надумаете, — деловито проговорила она, — здесь все координаты. Они продолжат игру сегодня вечером.
Я разглядывал ее с насмешливым любопытством.
Она внимательно, изучающе посмотрела на меня и вышла.
Я повернулся к Галке. Взгляд той был полон презрения. Не сбиваясь с прицела, управляющая рекламой выбралась из-за компьютера, обошла стол и оперлась на него самой заметной частью своего не хрупкого тела.
И тут же вскрылось, чего она бесилась сегодня с самого утра: на ней были точно такие же колготки. Или чулки.
Галка медленно, с вызовом потянула вверх колено, уперлась туфлей в стул. Совсем по-манекенщицки. Только добавила маленький штрих: вкрадчиво, с тем же вызовом, подтянула юбку. В боковой разрез медленно вплыли узорчатый край чулка и одна украшенная бантиком подтяжка.
По тому, как загадал, связываться с пришелицей не стоило. Но неожиданно для себя взял в руки оставленную визитку. На ней с большим нажимом было написано: «Гостиница «Турист», 1010 номер. 19.00».
На другой стороне значилось: «Шрагина Карина. Актриса театра и кино». Ни адреса, ни телефона не было.
ГЛАВА 2
Я невзлюбил ее еще со вчера. После разговора с супругом.
Печальный, вполне молодой, лет тридцати-тридцати пяти, толстяк ждал меня у студии в «Мерседесе». «Мере» был либо совсем новый, либо за ним тщательно следили. Хозяин машины тоже смотрелся как новенький, сразу были заметно, что относится к себе бережливо. На его круглом, плавно переходящем в лысину лице не прижилось ни одной морщины. На дорогом сером костюме, несмотря на одутловатые формы хозяина, морщин тоже не было.
Насчет этой парочки — машины и толстяка — ошибиться было сложно: пожаловали из мира бизнеса.
Как оказалось, пожаловали по мою душу.
Я понял это, подъезжая. Толстяк, завидев меня, выбрался из машины. Всматривался сквозь не протертое лобовое стекло моей «бээмвэшки».
Когда я, заглушив двигатель, открыл дверцу, он был уже рядом. Ждал с печальным видом.
Странно, что я понадобился такому типу. Тем более были странны его печальность и нескрываемое угодничество.
— Вы ко мне? — спросил я на всякий случай.
— К вам. — Он то ли жалобно, то ли виновато улыбнулся. — Здравствуйте.
Не нравятся мне люди, спешащие давить на жалость. Особенно если они такие, как этот, поджидающий. Судя по внешности, ему самому чувство это знакомо понаслышке.
— Пройдем на студию? — предложил я.
— Лучше поговорить здесь, — сказал он. — В машине, — и мотнул головой в сторону своего «мерса».
Я сел в свою машину, распахнул ему дверцу пассажира. Толстяк тяжело устроился рядом.
— Видите ли, — после паузы начал он, — дело деликатное. Мне порекомендовали вас как человека, который может помочь…
— Кто? — спросил я.
Он замялся.
— Общие знакомые…
Я пожал плечами и изобразил внимание. Толстяк поведал о своей проблеме. Незатейливой проблеме. Два дня назад он умудрился проиграть шестьдесят тысяч долларов. Некоему лоховитому гражданину по имени Котя. От меня требовалось отыграть деньги. Всего-то. Просто удивительно, на какую наивность горазды эти бизнесмены.
— Как вы себе это представляете? — спросил я из чистого любопытства.
— Не знаю… Есть же, наверное, приемы. Я начну, потом мне станет плохо… — Он осекся, обнаружив, как я сочувственно гляжу на него.
— А если я проиграю?
— Это возможно? — Он обеспокоился. — Мне сказали…
— Это всегда возможно, — усмехнулся я. — И с кем угодно.
Он печально кивнул. Помянул, видно, свой совсем свежий опыт.
— Я завязал, — зачем-то сообщил я. — Дал обет.
— Могут же быть исключения.
— Думаете, этот тот случай? — удивился я. Наивность его граничила с хамством.
— Мне сказали, что вам это может быть интересно.
— Общие знакомые?
— Вы получите треть выигрыша. Это двадцать тысяч.
— Во-первых, не треть, а половину. — Я с насмешкой в упор разглядывал его.
Он громко сглотнул слюну. Решив, что торгуюсь, кивнул:
— Я согласен. — И спросил: — А во-вторых?
— Во-вторых, играть не буду.
— Но почему? — Он взирал на меня с мольбой. — Тридцать тысяч… В вашем положении вам нужны деньги…
— Мое положение — мое личное дело, — сердито оборвал я. — Меньше слушайте наших общих знакомых.
Он испуганно втянул голову в плечи. Мне стало его жалко.
— Все, что могу для вас сделать, это дать совет. Взгляд его озарился надеждой.
— Не играйте больше, — сказал я.
Надежда угасла.
Я открыл дверцу.
Он не спешил выходить. Долго держал паузу. Потом заговорил. Не жалобно, даже не оправдываясь. Объясняя:
— Представляю, что вы подумали обо мне. Думаете, я сам себе не противен?… Это, конечно, глупость, что пришел к вам. Но что оставалось делать? Я потеряю ее. Она привыкла к другой жизни.
Что я мог на это сказать?
И он замолчал. Думал о чем-то своем с обреченным видом.
Мне вдруг стало по-настоящему жаль его. Похоже, нормальный мужик. Несмотря на «мерc» и отсутствие морщин. Но влип он серьезно. Влип не с игрой — со своей бабенкой. Где такие ловкачки берутся, как умудряются? Это в нынешнее-то время, когда столько умниц-красавиц, желающих боготворить мужчину за прожиточный минимум.