Я кивнул.
Он продолжил:
— Стоял под окнами. Вдруг из подъезда эта баба вышла. И тут же слышу, стекло у Людвига в окне раскололось… Сразу не понял. Думал, камнем. Смотрю, баба голову задрала, увидела разбитое окно и — назад в подъезд…
— Какая баба? — не утерпел я.
— Эта козырная. Которая потом лысого подставила.
Я снова кивнул. Напомнил:
— Баба — назад в подъезд.
— Ну да. Но скоро опять выбежала. А тут уже и они вышли.
— Кто?
— Эти двое. Молодой и… — Котя осекся. Взгляд его застыл. Он, похоже, видел перед собой этого, второго.
Тому, что рассказывал Котя, я верил. И понял, он добрался до самой важной части повествования. Спросил:
— Как он выглядел?
Котя недоуменно посмотрел на меня. Словно не ожидал такого безжалостного вопроса. Потом облизнул пересохшие губы и выдал:
— Он не человек.
— В каком смысле? — опешил я.
— Не знаю… Я не мог смотреть на него.
— Почему?
— Боялся. У него лицо, как у мертвеца.
Подобной впечатлительности и образности изложения от Коти я не ожидал.
— Сколько тогда было времени? — спросил я.
— Часов девять.
— Значит, стемнело?
— Ну да.
— Далеко они стояли?
— Метров тридцать.
— Как же ты мог его разглядеть?
— Не знаю… Там горел фонарь.
— Убери эту гадость, — сказал я, кивнув на ружье. — Дернешься, потом придется на мертвецов спихивать.
Котя непонимающе посмотрел на меня. Потом проблеял:
— Не-е… — И взял ружье поудобней.
Я пожал плечами, дескать, как знаешь, мое дело — посоветовать. Спросил:
— Откуда они вышли?
— Там напротив дом. Из него и вышли. Из подъезда. И сразу к ней. К этой бабе.
— Ну и что? Люди себе вышли из дому. Чего ты переполошился?
— У молодого был «дипломат». Странный такой чемодан. толстый.
— Подумаешь.
— Такие, как он, не ходят с «дипломатами».
— Бред, — сказал я. — Что дальше?
— Этот страшный схватил бабу под руку и повел прямо в мою сторону. К машине. Их «шестерка» ждала. Красная. Баба не хотела идти, шипела. И ругалась.
— Не особо, значит, боялась, — поддел я. — Номер хотя бы запомнил?
— А как же. — Котя назвал номер машины.
— Что потом?
— Баба упиралась, но он затолкал ее. И они уехали.
— Это все? — не понял я.
— Все. Потом я перехватил лысого. Но это уже когда пожар начался.
— Стоп, — сказал я. — Ничего не понимаю. Людвиг погиб при пожаре. Ты был там с самого начала. Почему не попытался его спасти? Не сам — хотя бы людей позвал. Или пожарных.
— Да кого спасать? — раздражился вдруг на мое непонимание Котя. — Людвига уже убили.
— С чего ты взял?
— Когда эти, с «дипломатом», уехали, я в их подъезд пошел. Поднялся на последний этаж. С лестничного пролета Людвига увидел. В кресле он сидел. И все лицо в крови. Застрелили они его. Наверное, с крыши.
Я помолчал. Версия Кота была правдоподобной, странно только, что она сразу взбрела ему в голову.
— Чего ты в окна заглядывать поперся? Только из-за «дипломата» и битого стекла?
— Если бы ты видел его, тоже бы догадался.
— Второго?
Котя кивнул.
— Откуда пожар? — спросил я. — Может, баба подпалила?
— Не знаю, — сказал Котя. — Когда смотрел в окно, ничего не горело. Потом уже рвануло; Пожарные сказали: газ.
Оборотень Шрагина вполне могла, вернувшись, открыть газ.
— Страх страхом, — сказал я, — а клиента ты дождался.
— При чем тут одно к другому? — удивился Котя.
— Можешь положить ружье на стол, — предложил я. — Тяжело же держать.
— Ничего. — Котя поочередно вытер руки о скатерть.
— Что дальше? С гостиницей?
— Когда я тебя первый раз увидел, чуть не обделался.
— Да? — удивился я. — А мне показалось, что таки да.
— Подумал, что ты с ними. Что пришел за бабками.
Я молчал. Взглядом предлагал рассказывать дальше.
— Потом баба нашла меня, — продолжил Котя.
— Как?
— Я позвонил лысому, сказал, что буду играть, но только с ним.
— Мало выкатал? — с издевкой спросил я.
— Если есть хороший клиент, почему не продолжить? — резонно заметил Котя. — Мы договорились, но на встречу пришла она. Я чуть опять не обделался. Думал, привела этого… Который ее тащил в машину. Но она пришла одна. Сразу догадалась, что я боюсь. Сначала требовала долю от первого выигрыша. Я сказал, что бабок уже нет, мол, закатал. Может, и не поверила. Но угомонилась. Сказала, что буду катать с тобой на бабки лысого. Что ты мне проиграешь. Но я останусь без доли. Все верну ей. Предупредила, что, если откажусь или дурану, сдаст меня…
Я не спросил: кому. Знал уже, кем можно было пронять Котю.
— Дальше ты и сам все видел, — мрачно подытожил рассказчик. — Тоже небось в замок смотрел?
— Думаешь, опять они? — спросил я после паузы.
— А кто же? Я как глянул… — Котю передернуло. Рассказ мог быть и правдой. Во всяком случае, объяснял поведение Коти. Но не объяснял поступков Шрагиной и убийц. Об этом еще стоило подумать. Сейчас для меня было важно другое.
— Ладно, — сказал я добродушно. — Легенда у тебя приличная, при случае перед ментами за тебя похлопочу. — И добавил таким тоном, как будто ружье было не в Котиных, а в моих руках: — А сейчас гони бабки.
Котя перехватил поудобней двустволку, уставился на меня бесстыжими глазами и сообщил:
— На бабки меня кинули.
ГЛАВА 17
Я ни на секунду не усомнился в том, что он лжет. Но спросил:
— Когда кинули?
— Когда я из гостиницы ехал. На такси.
— Как было дело?
— Подсел пассажир, начал что-то вешать. Потом попросил водилу заехать в переулок, якобы на минутку… В общем, почти один в один как работают наши вокзальные. Только без карт. «Ствол» достал и кинул.
— На все деньги? — участливо спросил я.
— А как же? Где ты видел, чтобы на часть кидали?
— И у тебя с собой были все шестьдесят тысяч?
— Ну да. Эта стерва предупредила, чтобы с «куклами» не игрался.
Я проникновенно поразглядывал его. Уверенно заметил:
— Врешь ведь.
— Да ты что? — обиделся Котя. — Когда было, чтобы я долю не отдавал?
Я встал, потянулся. Котя тут же подобрался. Стволы, как локатор, следовали за мной.
— Если ты без бабок, зачем ружье? — спросил я.
— Пусть будет. Так спокойней. Кто знает, с кем ты. Может, с этими мокрушниками. С бабой-то спутался.
— Стрелять не будешь, — как можно увереннее сказал я и шагнул к нему.
— Буду, — просто возразил Котя.
Именно то, что произнес он это негромко, зловеще, смутило меня. Этому придурку терять нечего. В загнанной ситуации любой способен на такое, чего и сам от себя не ждет.
Постояв чуток, я вернулся на табурет. Предложил:
— Может, партейку в деберц? Разыграем мою долю.
— Нашел поца. Ты же с Маэстро партнировал.
— А ты его учитель, — припомнил я. И поймал на слове: — Значит, бабки все-таки целы?
— Бабок нет. Но если б и были, не катал бы. То, что он не признается, я понимал. Одно из правил шулерства: даже будучи пойманным на трюке, не сознавайся ни при каких обстоятельствах. На крапленой колоде поймали — стой на том, что накрапили соперники. Если колода — твоя, значит, крапили по ходу игры. Если только распечатали, значит, в магазине подложены заготовки… Варианты упереться всегда найдутся.
Этому же много лет назад я учил юную аферистку, прибившуюся под мою опеку Когда она перебросила от одного раскручиваемого мужика другому небольшую гигиеническую неприятность и, уличенная вторым, прибежала ко мне за советом, я ей втемяшивал: «Все следует отрицать. Пусть милый сам подыщет подходящее для него объяснение курьезу Может, обвинит общественный транспорт, может, сауну, а если повезет, то и себя». И милому такое объяснение как гора с плеч (кто ж откажется снять ее с себя), и аферистке — дивиденды.