Вспомнил, как несся к ней сегодня с деньгами. Ну, не фраер? Хотел произвести впечатление? Произвел. Когда фраер с радостью расстается с деньгами, это не может не впечатлить. Захотелось ухаба американской горки? Пожалуйста. Ольга мне его организовала.
Стыдно было вспоминать. Тошно. Но я копался в воспоминаниях. Словно мазохист, отдирал от ран лоскутки несвежего, ни на что уже не годного бинта. Или трогал языком ноющий зуб, который от прикосновения начинал болеть сильнее.
Наверное, занимался бы этим всю ночь, если бы…
Вдруг насторожился. Почудилось, что из прихожей донеслись осторожные звуки. Как будто кто-то осторожно пытался воздействовать на дверь.
Я с включившим форсаж сердцем вскочил, беззвучно в два шага оказался у входа в прихожую. Завороженно глядел на дверь. И видел, как шевельнулась, стала поворачиваться ручка защелки.
«Закрыл ли на ключ?» — вспоминал в панике. И не мог вспомнить.
Ручка очертила дугу до щелчка. И вдруг дверь осторожно тронулась с места. Тот, кто находился за ней, пытался войти незаметно.
Я отступил на шаг, выключил свет в комнате. Укрывшись за выступом стены, прижался к ней спиной. В прихожую не смотрел, ориентировался на звуки. Приготовился броситься на вошедшего. Хотя понимал, что успех нападения маловероятен. Ведь его предвидят. Но что еще оставалось делать? Ждал шагов. А их все не было, хотя дверь, без сомнения, уже была открыта.
Незваный гость осторожничал. Тишина висела долго. Наконец ее нарушил насмешливо-напряженный голос лже-Шрагиной:
— Смотри, не зашиби меня.
ГЛАВА 22
По тону, которым она произнесла это, сразу понял: явилась одна. Сообщники, может быть, ждут внизу, может, обустроились на соседней крыше. Может, и вообще решили, что пока в них нет надобности. Ясно было одно: меня вычислили. И если сразу не грохнули, если намерены продолжать обрабатывать артисткой, значит, я еще нужен. Все еще строят на мне планы.
Это был мой шанс выбраться.
— Хотел испугать, — сказал я, включив свет, выйдя из-за стены. — Тявкнуть из-за угла.
Она все еще была в полумраке прихожей. Уже ступив на порог, замешкалась. После паузы спросила озадаченно:
— Ты один?
— Один, — усмехнулся я. — Но дом окружен. Она закрыла за собой дверь, щелкнула «собачкой» замка. Сделав несколько шагов, вошла в полосу света.
Увидя ее на свету, я и не пытался скрыть изумления. Все лицо гостьи было в синяках. Собственно, все оно и было одним синяком. Где более светлым, где сгущающимся до черноты.
Внутри меня передернуло. Когда с женщиной сотворяют такое, душу не может не своротить. Кем бы женщина ни была, как бы ни провинилась.
— Хотел добавить? — по-видимому, с усмешкой спросила она. Определить усмешку можно было только по голосу На синем фоне мимика плохо просматривалась.
— Симпатичный у тебя макияж, — сделал я комплимент. — Кофе будешь?
— Буду. Тебе нравится?
— Смело, смело, — похвалил. — Чувствуется, что находишься в поиске.
Последнее мое замечание было явно бестактным. Гостья промолчала. Пройдя в комнату, села в кресло. Я убыл на кухню делать ей кофе.
— Случайно увидела тебя в окне. Решила зайти, убедиться, что не ошиблась, — объяснила она, когда я вернулся.
— Я так и понял.
— Почему дверь открыта?
— Тебя ждал.
Она пристально посмотрела на меня.
— Я действительно случайно оказалась в этом районе. И случайно увидела тебя в окне. Я глянул на завешенное шторами окно.
— Ты был на кухне, — перехватив взгляд, пояснила гостья.
— Макияж у тебя для ночных прогулок, — согласился я. — А в окна заглядывать нехорошо.
— Ты переехал? — спросила она.
Я подумал, что избрал не ту линию поведения. Следовало не корчить из себя насмешливого умника, а прикидываться незнайкой.
— Я здесь в гостях, — сообщил я. — Хозяева на время ушли. Дверь держу открытой потому, что могут в любой. момент вернуться.
— Кто хозяева? — Она оглядела обстановку
— Студенты.
Она усмехнулась. Действительно, откуда у меня — друзья-студенты. Но тему развивать не стала.
— Как раз завтра собиралась к тебе зайти. Я промолчал.
— Ты же разрешил мне прийти, если понадобится помощь, — то ли напомнила, то ли спросила она.
— Разрешил сначала позвонить, — напомнил и я.
— Я звонила. Автоответчик сказал, что ты будешь завтра в десять вечера. А тут увидела тебя…
— Раз пришла, говори. — Стоило выслушать ее легенду. Выяснить, чего от меня хотят.
— Помощь, как ты видишь, понадобилась, — заметила она.
Я пожал плечами. Некоторые приметы такой необходимости и впрямь были налицо.
— Знаешь, откуда это? — спросила она. И после паузы сообщила: — На меня наехали.
«Вот, значит, как», — мысленно усмехнулся я. Вслух спросил:
— Кто?
— Откуда мне знать? Я всегда была далека от дел мужа. От его компаньонов, всех этих бандитов и крыш. Ты не представляешь, как это унизительно. Они — выродки. И они били меня. женщину… — Она вдруг закрыла лицо руками. Изобразила рыдания, с которыми пыталась совладать. Я дал ей отыграть эпизод. Спросил:
— Чего хотели?
— Они требуют, чтобы я отдала им все, что у меня есть. Все, что осталось от мужа. Говорят, он им был должен.
Я сочувствующе качнул головой. Уточнил:
— И ты рассчитываешь на мою помощь?
— Больше не на кого.
— Я тоже далек от крыш и бандитов, — сказал я. — Уже давно.
— Но ты был в их мире. Знаешь их законы.
— И что?
— Мне нужен совет.
— Только совет? — удивился я. Искренне.
— Конечно. Неужели думаешь, что я позволила бы себе втянуть тебя во все это? Подставила бы человека, который не сделал мне ничего плохого?
— Как я мог такое подумать? Конечно, ты меня не подставила. Ни с мужем, ни с гостиницей.
— Прости. Хотела, как лучше. И думала не только о себе. Тебе же тоже нужны деньги. Хотела помочь.
— Спасибо, — усмехнулся я. — Значит, пришла за советом?
— Да. — Она и глазом не моргнула. Я обнаружил, что уже освоился с ее ужаснувшим поначалу обликом. И уже могу, худо-бедно, читать по ее мимике.
— Боюсь, что совет тебя разочарует. Она смотрела ожидающе.
— Обратись в милицию.
— Я так и думала. Это невозможно. Те ублюдки изуродуют меня.
— Пока только били? — проявил я вновь бестактность.
— Этого мало? Сказали, что если не отдам все или обращусь в милицию, то они… — Она опять отработала сцену рыданий. При этом не забывала текст: — Сказали, что сделают со мной такое… Даже слушать было страшно. Они все описали — в подробностях… Как будут издеваться. Все вместе… И ржали… А потом… — Она, насколько смогла, взяла себя в руки. Не то чтобы успокоилась, но рыдать перестала. Вполне сдержанно произнесла:
— Сказали, что после всего сожгут лицо и глаза кислотой.
— Все так говорят, — со спокойным участием сказал я. — Берут на испуг.
— Не знаю, как все. Но этим ничего не стоит сделать…
Если бы я не знал точно, что меня обрабатывают, я бы. наверное, поверил. И взволновался бы рассказом. Внешность рассказчицы подтверждала бы ее уверенность в том, что угроза будет исполнена.
Изображая на лице сочувствие, слушал с любопытством. Только смущала мысль: вряд ли сообщницу так разукрасили только для того, чтобы произвести на меня впечатление. Похоже, в банде имели место разногласия, которые разрешались немудреным образом. Лишний раз подтверждалась правдивость Котиного изложения.
— Какой совет ты хотела бы получить? — спросил я. Она внимательно посмотрела на меня сквозь щелки отекших глаз.
— Мне нужны деньги.
«Уже теплее», — подумал я. И заметил:
— Мне тоже.
— Поэтому я и пришла. Все, что осталось от мужа, я отдам. Жизнь — дороже. Но мне нужно как-то жить. Я уверена, что вместе мы сможем заработать.
— Как ты себе это представляешь? Если говоришь, что была далека от бизнеса.