Найл послал вверх мысленный импульс, надеясь, что хоть кто-нибудь откликнется, однако ответ пришел сзади.
— Только что два смертоносца спустились, — Шабр приблизился шумно, ступая по камням с царапаньем коготков и раскидыванием мелкой гальки. Явно специально, чтобы правитель не подумал, будто к нему подкрадываются или следят. Те, которых отогревают сейчас, в глубоком сне.
— Почему огня не видно?
— Так все под одеялами, Посланник. Ты сам это придумал.
— Хорошо. Много их еще?
— Двенадцать пауков.
— А из людей?
— Все дети, Симеон, принцесса и Завитра.
— А почему принцесса не спускается? — удивился Найл. — На нее подобная самоотверженность не похожа.
— Не знаю, — растерялся паук.
Шабр наверняка ожидал вопроса о Завитре, и интерес правителя к Мерлью выбил его из заготовленной колеи разговора. Найл все прекрасно понял и испытал мстительное удовольствие.
— Двенадцать смертоносцев, — прикинул правитель. Значит, до сумерек не успеют. И ни дети, ни Симеон, ни Завитра до утра не спустятся.
— Да, Посланник, — окончательно стушевался Шабр.
— Хорошо, — милостиво кивнул Найл. — Проследи, чтобы в темноте не стали лазить, еще разобьются, — и правитель пошел прочь, оставив восьмилапого ученого размышлять о том, кто же из них кого использует на самом деле.
Остаток дня Найл занимался очень важным делом — мастерил копье. За время, проведенное в Провинции, он настолько успел сжиться с полной безопасностью, что отвык носить оружие. Просто отвык, и первые дни путешествия через горы не успели его наказать: главным врагом здесь были камни, пропасти и холод, а от них клинком не отобьешься. Да и таскать с собой лишний груз по пересеченной местности — не самое большое удовольствие. Однако, после короткой стычки с черной лентой, правитель моментально ощутил пустоту в руках. Ладони словно обрели собственный разум и просили вложить в них нечто настоящее, боевое, а не просто коротенький ножичек.
Древко Найл сделал из молоденького клена, тщательно обточил, благо время позволяло, сделал точную выемку под наконечник, вложил туда нож. И моментально ощутил пустоту на поясе. Если клинок переместился на кончик копья, его, естественно, не стало в ножнах. Ни мяса отрезать, ни посох обстрогать. Правителю, как и любому другому человеку, ножа не хватало, вот только лишних, помнится, у путников не имелось. Придется обходиться так.
Опробовать любовно сработанное копье Найлу не удалось — к тому времени, когда он закончил вклеивать наконечник, стражницы принесли на берег небольшую стрекозу и двух крупных уховерток, неудачно попытавшихся воспользоваться чужой добычей. Это, конечно, не ящерицы, но хватило на всех.
Сумерки овладевали котловиной уверенно, спокойно и неторопливо: сперва тени от голых западных склонов вытягивались на всю длину, полностью закрывая оазис среди гор, потом тень становилась все гуже и гуще, и начинало казаться, что ночь уже пришла — но чистое небо над головой еще сияло ярким сапфировым цветом, коротко вспыхивали алым прозрачные крылья высоко поднявшихся стрекоз, отливали изумрудным светом вершины ближних гор. Накопившееся за день тепло начинало казаться убаюкивающим, глаза слипались…
— Идемте, мой господин, я постелила нам немного в стороне.
По иронии судьбы, Нефтис выбрала для ночлега то самое место, где правитель провел предыдущую ночь с Сидонией. Та же галька кругом, тот же невысокий валун в изголовье, та же тихонько шелестящая линия берега. Вот только отражаются в воде не звезды, а череда мелких облачков.
Стоило Найлу забраться под одеяло, как охранница немедленно воспользовалась отсутствием Завитры и решительно овладела своим господином. Правитель, несколько отвыкший от ее напора, малость растерялся, и вся полнота чувств и энергии от близости прошла мимо его сознания. Получилась не ночь любви, а самый обычный физиологический акт, оставивший после себя лишь пустоту и усталость.
Девушка удовлетворенно заснула, а измочаленный Найл поднялся, сделал несколько шагов к озеру, пока не ощутил под босыми ступнями холодную влагу, присел, ополоснулся — заходить глубоко после сегодняшнего случая он не рискнул. Ночь уже вступила во владение миром, и вокруг правителя, подпрыгивая на мелких волнах, весело перемигивались звездочки. А прямо впереди — расстояния во мраке не угадать — мягко светились слабым, чуть желтоватым светом два окна; одно над самой поверхностью, а другое — под ней.
— Мерещится мне, наверное, — вслух подумал Найл, и тут же вспомнил, что видел эти окна еще вчера. Неужели жилье? Не может быть, люди или смертоносцы на него бы уже наткнулись! Вон, горит ярким светом, и не думает прятаться. Или это мираж? Или здесь и вправду есть разумные обитатели?
Впрочем, что гадать без толку? Утром нужно просто пойти, да посмотреть.
Найл вернулся обратно на подстилку, прижался к горячей, широкой спине охранницы. Сон не шел. Тогда правитель немного сдвинул вниз одеяло, осторожно откинул волосы Нефтис и поцеловал ее плечо. Оно было мягким и чуть солоноватым.
Найл слегка сжал ее кожу губами — тихонько, стараясь не разбудить. Казалось, ничего особенного он не делал, однако в душе появилось странное ощущение. Не очень понятное, не связанное с энергетикой или соприкосновением аур, но приятное. Он тихонько сдвинулся губами к шее, к основанию затылка, чувствуя, как ее волосы щекочут лицо, услышал, как изменилось ее дыхание и прошептал:
— Спи, не обращай внимания.
В ответ Нефтис развернулась и решительно подмяла его под себя. Дорвалась, что называется. Впрочем, никакой обиды на непослушную охранницу он не ощутил.
Утром, после легкого завтрака, все женщины отправились в лесные заросли — кто за дичью, кто за дровами, а Найл, держа наготове новенькое копье, побрел по кромке воды в том направлении, где прошлым вечером светились окна.
Прозрачная глубина озера просматривалась на много шагов, и опасности оттуда правитель не боялся, но вот с берега местами подступал густой кустарник, в котором мог таиться кто угодно — от трусливого клопа до огромного чудовища, вроде тех, что напали на путников у входа в долину. Внимательно всматриваясь в заросли и двигаясь вперед, правитель не заметил, в какую минуту впереди, в паре сотен шагов, обнажился хмурый, зловещий каменный куб с одиноким окном, смотрящим в сторону озера.