— Ты готов? — неестественно ровно осведомился Тирриниэль, чувствуя неистовую мощь своего второго сердца.
Тир, словно не заметив ревущего сгустка Огня, вопросительно поднял красивую бровь.
— Это снова наносное или, наконец, я увидел тебя — настоящего?
Владыка эльфов опасно сузил пылающие зеленым пламенем глаза.
— А ты как считаешь?
— Никак. Я у тебя спрашиваю: хотя бы ЭТО — настоящее? Или я опять должен обжечь себе задницу о твою искусственно вызванную злость? Обидно, знаешь ли, чувствовать, что я недостоин твоего искреннего гнева — так старался, целую ночь себе голову ломал, как бы заставить тебя хоть немного открыться. А тут на тебе — сплошное разочарование. Неужто я такой скверный притворщик и совсем никудышный лгун? Эх, плохо меня учили…
— Что?! — ошеломленно моргнул Тирриниэль.
— Да, — печально подтвердил Тир, нагло плюхаясь прямо на траву и расстроено глядя на родича снизу вверх. — Давай уж, кидай, пиромант ушастый. Так и быть, дам тебе шанс меня прибить, но потом не говори, что я не предупреждал: мама Милле тебе потом все уши оборвет, а отец еще и добавит. Будешь сам перед ними объясняться и оправдываться. Причем, я вовсе не уверен, что тебе удастся уйти без потерь.
Владыка Л'аэртэ откровенно растерялся и, забывшись, даже не заметил, как стремительно угасает пламя в его руках.
— И как это понимать?
— Как хочешь, — невозмутимо отозвался Тир, совершенно спокойно взирая на озадаченного эльфа, а потом вовсе развалился на траве, закинув руки за голову и безмятежно засвистев. — Можешь считать это маленькой местью за то, что ты накануне пытался меня разозлить. Сам видишь — ничего хорошего из такой ярости не выходит: чуть отвлекся, и — пшик один, а не магия. Но если бы ты руководствовался чем-нибудь иным, нежели простая злоба, глядишь — и получилось бы меня тут пристукнуть на радость соседям.
— Каким еще соседям?! —совсем оторопел Тирриниэль.
— Светлым. Смазливым. Таким же ушастым, как вы, но сно-о-обам… тебе до них еще расти и расти.
— Тир!!
— М-м-м?
— Ты как себя ведешь?!
— А как надо? — заинтересованно приподнялся на локтях юный наглец. — Ты нас, между прочим, в первую встречу сам едва не убил. Хорошо, с меня вовремя плащ содрали. Во вторую попытался взломать мою защиту и прочитать, нимало не заботясь о моем собственном мнении на этот счет. Потом нелепо просчитался и позволил мне увидеть свое прошлое, в котором, кстати, было ОЧЕНЬ мало приятного. А теперь еще удивляешься? ТЫ?!
Темный Владыка со стуком сомкнул челюсти и с досадой поджал губы.
— Пожалуй, я был неправ: у тебя достойные родители. Ты ведешь себя сейчас, как…
— Темный? О да, — Тир неожиданно посерьезнел и гибким движением поднялся. — Ты прав: эльфы ведут себя именно так — нагло, бесцеремонно и абсолютно не считаясь ни с чем. Согласись, не слишком-то приятно ощущать это на собственной шкуре?
Юноша плавной походкой приблизился к закусившему губу родичу и, остановившись на расстоянии вытянутой руки, проницательно взглянул прямо в глаза. Без страха, сожаления или раскаяния. Просто взглянул, как привык смотреть на родителей, друзей, на кровного брата или родную сестру — прямо, честно и открыто. Он стоял всего в шаге, бесстрашно изучая неподвижное лицо Темного эльфа, который был старше его почти в пятьдесят раз, но смотрел так, будто они вдруг поменялись местами. Будто он сейчас был не бесшабашным юнцом, а, наоборот, познал мудрость веков и языком тела пытался донести до неразумного собрата простую истину, которую осознал уже очень и очень давно. Хотя бы потому, что язык слов его недалекий визави все еще не умеет правильно слышать. Не понимает, хотя, казалось бы, должен.
И Тирриниэль, прочитав все это в удивительно спокойных зеленых глазах, неожиданно почувствовал странную зависть к тем необычным смертным, что сумели воспитать его мальчика таким… независимым. Чистым и невероятно гибким для Перворожденного. Таким, каким, наверное, и должен был быть каждый из них изначально. Он сам не знал, как это получилось, но был уверен, что юному эльфу больше никто не сумеет застить глаза мнимым величием, ослепить блеском камней или золота, сломить его волю или смять, как беззащитный листок бумаги в железном кулаке. Он не такой, чтобы легко сдаться или отступить. Он не умеет по-другому. Да, он молод и немного наивен, но это пройдет. Главное же, что он растет настоящим воином. Причем, воином во всем — от слова до дела. И когда этот чудный юноша достигнет своего первого совершеннолетия, весь Темный Лес содрогнется от его деяний. Если, конечно, устоит перед его огромной силой.