– К черту все! – сдавленно пробормотал я себе под маской, решив немедленно вернуться в убежище, суеверно решив, что крик птицы был предостерегающим знаком о смертельной опасности моего глупого мероприятия.
Борясь с собственными эмоциями, тяжело дыша и взмокнув, я опустился на асфальт, оперевшись спиной о прохладную сталь корпуса легковушки, позволив двум противоборствующим голосам в моем сознании вступить в битву и определиться с победителем. Осторожный и трусливый голос тянул меня назад, убеждая, что каждая лишняя минута нахождения на улице увеличивает степень риска. А другой, смелый и самонадеянный, утверждал, что без решительных действий шансы на спасение и без того будут равны нулю.
При этом, я вдруг смог посмотреть на себя со стороны, удивившись мрачной гротескности открывшейся картины. Забившийся в угол между автомобилями, будто на дне свежевырытого погоста, идиот. Бормочущий бессвязные фразы. Потеющий словно дественник перед первым сексом. Сжимающий трясущимися руками бесполезное ружье. В то время, когда в нескольких десятках метрах позади, его ждут двое детей и беременная жена.
И от этого зрелища мне стало противно от самого себя. Я встрепенулся, тряхнул головой, сбрасывая липкий трусливый морок, и одним резким движением поднялся на ноги, решив все же действовать по изначальному плану.
Следующей на очереди стояла крохотная красная малолитражка с двумя знаками «Туфелька» и «Ребенок в салоне», прилепленными к заднему стеклу. Чувствуя себя увереннее и спокойнее, я пробрался к ней поближе. И к своему ликованию заметил, что водительская дверь автомобиля оказалась немного приоткрыта. Чтобы проверить салон, я приподнялся и взглянул внутрь, сквозь стекло пассажирской двери.
И в ужасе отпрянул!
Будто на мою незавидную долю было недостаточно погибших и обратившихся детей!
Будто я уже не испил эту горькую чашу до дна!
На заднем сиденье, в двух детских креслах, стянутые пристегнутыми ремнями, находилось двое существ. Они тутже заметили меня сквозь прозрачное стекло и принялись яростно и безуспешно вырываться из пут, похожие на земляных слизняков, извиваясь тощими тельцами. И приглушенно и коротко поскрипывать кривыми, перепачканными кровью, гноем и еще непонятно чем ртами.
Дети. Не старше четырех или пяти лет. Судя по длине полувыпавших ошметков волос – мальчик и девочка. Полуистлевшие, разорванные, пропитанные слизью обрывки одежды едва держались на сухих тельцах с полупрозрачной кожей в сетке лиловых вен. Крохотные головки были деформированы так сильно, что лица стали похожи на крысиные морды. А их глаза! Ярко‑желтые вытаращенные две пары зрачков, излучающие фосфорное свечение, сверлящие меня взглядами, излучающими голод и ненависть.
Они тянули в мою сторону свои тощие ручки и злобно щелкали челюстями, не в силах добраться до меня, не имея способностей разобраться с замками, которые накрепко удерживали их ремнями на месте.
Я же отпрянул назад, опасаясь, что твари смогут выбраться из оков и напасть на меня, или неким образом дадут сигнал о моем местонахождении другим существам. Но секунда проходила за секундой. И ничего не происходило. Обращенные дети продолжали скалиться и безуспешно тянуться в мою сторону. Так что осмелев, я решил внимательнее осмотреть салон автомобиля. И выпрямившись во весь рост, я смог увидеть то, что лежало под пассажирским креслом, в ногах у «обращенных» детей.
А под креслом находилось нечто, от вида чего меня замутило так сильно, что я с трудом сдержал порыв выбросить наружу недавно съеденный мною обед. Полусгнившее, изуродованное, с глубокими черными и рваными ранами тело человека, опрокинутое лицом вниз, протягивающее иссохшиеся руки к малышам…
Судя по длинным волосам, а также по насквозь перепачканной запекшейся кровью и испражнениями одежде, я смог догадаться, что тело принадлежало женщине, видимо матери «обратившихся» детей.
Мое воображение тут же принялось рисовать картину произошедшей в салоне автомобиля драмы. О том, что дети обратились первыми, и, «пробудившись», захотели жрать. А заразившаяся мать, все еще не потерявшая сознание, понимая, что ее дни в человеческом обличии сочтены, решает «накормить» собой детей, приняв тем самым смерть выбранным ею способом.
С тяжелым сердцем, я отвел свой взгляд от жуткой картины, проглотил слюну по иссохшемуся горлу, и двинулся дальше, для «галочки» приоткрыв водительскую дверь малолитражки. Из салона автомобиля мне в нос, плотно прикрытый маской, ударила концентрированная тошнотворная трупная вонь, смешанная со сладковато‑приторным «ароматом» аммиака от обращенных. Убедившись, что ключей в замке зажигания не оказалось, я поскорее закрыл дверь, допуская, что ключи от машины могли находится в кармане несчастной погибшей. Однако даже мысль о том, что мне придется искать ключи среди смердящих останков матери, а потом избавляться от ее тела, а также от «обращенных» детей, чтобы использовать машину по назначению, была немыслимой.
Следующие четыре автомобиля были наглухо закрыты. А возле пятой, у открытой настежь водительской двери, лицом вниз лежало тело мужчины. Грузное. С распластанными в стороны руками и ногами, будто человек прыгнул с экскурсионного самолета и летит к земле, наслаждаясь свободным полетом, выжидая нужный момент, чтобы выпустить парашют. Все бы ничего, но картину портила невообразимо огромная лужа запекшейся крови, в который лежал человек. Также зрелище дополнял вид на глубокую разорванную рану на задней стороне короткой и толстой шеи погибшего. И еще, даже с расстояния двух метров мне были отчетливо видны на открытых участках тела трупные струпья, копошащиеся в гниющей плоти, а также рой мух, суетящихся над мертвым телом.
Еще одна трудность заключалась в том, что автомобиль толстяка был припаркован к высокой стенке клумбы с деревьями так близко, что протиснуться между ними к следующей машине не представлялось возможным. Так что единственным доступным путем продолжить путь был обход автомобиля спереди. Там, где я бы оказался на виду у всех окон возвышающегося рядом дома, при этом мне нужно было бы перешагнуть через омерзительное тело распластанного на асфальте мужчины.
Грязно и многоэтажно проматерившись, глотая судорожные вдохи сквозь опротившевшую и намокшую от дыхания маску, я стоял в нерешительности, пригнувшись в коленях и сжимая в руках ружье, снова отчетливо слыша в ушах слова супруги о безуспешности своей затеи. Теперь, когда я отошел от спасительного знака Оазиса так далеко, что он перестал быть мне виден, правда слов жены мне стала очевидна. И перешагивать через того толстяка, чтобы продолжить исследование бесконечного ряда автомобилей, мне совсем не хотелось.
И опять, словно услышав мои пораженческие мысли, гробовую тишину округи разорвали внезапные звуки. Со стороны правого конца стоящего позади дома, там где на сетчатом козырьке лежало замеченное мною ранее упавшее с верхних этажей тело, донесся пронзительный сприпящий всхлип.
Сильнее поджав колени и прижавшись к корпусу стоящего рядом автомобиля, я попытался рассмотреть источник шума в просветах веток деревьев. И смог рассмотреть фигуру, стоящую на козырьке, там, где недавно лежало казалось бы мертвое тело упавшего с верхотуры человека.
Фигура по‑звериному стояла на четвереньках и слегка покачивалась из стороны в сторону, поворачивая головой, и, как мне показалось, обнюхивая воздух в поисках добычи.
– Я все понял… На этом хватит…, ‑ прошептал я сам себе, в полной мере осознав свою ошибку, и поняв, что то тело на козырьке, принятое мною за мертвеца, на самом деле лишь ожидало окончания процесса «обращения». И то, что оно голодно и будет искать пропитания!
Двигаясь как можно бесшумнее, я попятился назад, стараясь не выпускать из обзора проснувшегося монстра. А тот, хоть, как мне казалось, не заметил меня, однако словно мне назло, последовал за мной, вышагивая по карнизу параллельно траектории моего движения.