Разочарованно вздохнув, я отвел глаза от новостроек, прильнул к окулярам бинокля и принялся за работу. Осматривать двор, парковку, окно за окном, балкон за балконом, лоджия за лоджией. В поисках выживших и ответов на свои вопросы.
Я начал снизу. Со двора. Прошелся взглядом по небольшому парку со скамейками и фонтаном, по детской площадке и по автомобильной парковке, искусно увиливая от мест, где, как я помнил, гнили человеческие останки. Потом принялся за нижние этажи домов. Слева на право. Пройдя через закрытые железными ролл‑ставнями фасады двух продуктовых магазинов, салона красоты, аптеки и двух офисных помещений, назначение которых для меня всегда было загадкой. Отметив, что ставни на третьем продуктовом магазине, где мы покупали еду чаще всего, не были закрыты.
Этот третий магазин выглядел снаружи совершенно обычно. Как всегда в подобное время суток. В те, «прежние» времена. Вход в магазин защищала целая стеклянная дверь на которой я рассмотрел все еще висящую табличку «открыто». Внутри помещения я рассмотрел знакомые полки с аккуратно разложенными пачками продуктов, фрагмент кассовой стойки и, слева от двери, вереницу «припаркованных» один в один продуктовых тележек. Казалось, что стоит моргнуть глазом, как стеклянная дверь распахнется. И из недр супермаркета вывалится недовольная грузная тетя с гроздью заполненных едой пластиковых пакетов в пухлых руках.
Я отметил для себя этот магазин довольно давно. И каждый день проверял измениться ли его состояние. Окажется ли однажды разбита или выломана дверь, разворочена касса и сброшены с полок продукты. Но нет. Изо дня в день, магазин стоял на удивление целый и невредимый, словно мираж в пустыне, будто работающий автомат с ледяным мороженным посреди жаркой Сахары.
– Отлично…, ‑ довольно пробормотал себе под нос я, вспоминая об обилии продуктов и бутилированной воды, хранящейся в магазине. И успокаивая себя тем, что если будет нужно, у нас имеется план «Б», где можно будет пополнить припасы.
Я продолжил осмотр, проходя снизу вверх этаж за этажом, скользя по веренице хорошо уже знакомых окон, балконов и лоджий. Выискивая по‑иному, чем день назад, отдернутую штору. Вдруг переставленный на подоконнике горшок с комнатными цветами. Или движение в глубине квартир. Так я дошел до седьмого этажа дома напротив. Проскочил разбитое окно из которого две недели назад выпала несчастная женщина, чье тело до сих пор гниет на внизу асфальте. Прошелся взглядом в окуляре бинокля правее.
Одно окно…
Второе…
Стоп!!!
Назад!!!
От неожиданности мое сердце на мгновение перестало биться. Я рванул окуляр обратно!
И…!!!
Увидел в окне женское лицо!!!
Лицо
Круглое бледное лицо. Большие круглые оптические очки. Она смотрит прямо на меня. И трясет над головой большим листом бумаги. На котором написаны огромные красные буквы. Потом прижимает свой лист к поверхности стекла, как будто я уже не успел отлично прочитать написанное.
«ПОМОГИТЕ!!!»
Я отвел глаза от окуляров бинокля. Зажмурился. Моргнул пару раз, чтобы убедиться в верности своего зрения. И присмотрелся снова.
Все по прежнему. Окно на седьмом этаже. Круглое бледное женское лицо в очках. Призыв о помощи. Лист бумаги трясется над головой девушки, будто белый флаг капитулируемого корабля после боя. Настойчивый в своей беспомощности.
И что мне теперь делать? Я сам по своей воле каждый день сидел на своем посту. С моим чертовым биноклем, высматривая выживших. Надеясь, что мы остались не одни. И вот я нашел, что искал. Однако я не подумал, что буду делать в дальнейшем, когда найду.
Мои первым малодушным импульсом, завидев лицо в окне, было вернуться в комнату, закрыть за собой дверь лоджии, плотно зашторить занавеску за собой и забыть о находке. Словно ее и не было. Но я знал, что так поступить было уже невозможно. Это лицо в очках там находилось. Как огромный жирный восклицательный знак. И от него мне уже было не отвертеться.
Благодаря увеличительным способностям бинокля, я смог рассмотреть лицо в окне в малейших деталях. Словно мы находились в одном метре друг от друга. Небольшой вздернутый нос. Уставшие карие глаза. Глубокие темные круги под ними. И потрескавшиеся губы, беззвучно двигающиеся, как у сурдопереводчиков новостей, произносящие слова, которые мне не были слышны.
И тут меня пронзило озарением. Круглое лицо с заострённым подбородком! Крупные черные очки в роговой оправе! Вздернутый кверху нос. Я узнал ее! Свою коллегу с прежней работы. Она трудилась со мной в одном офисе переводчиком с английского. И за несколько месяцев до моего перехода на новую работу вышла в декрет. После я встречал ее несколько раз в нашем дворе, выяснив что она с семьей сняла жилье в соседнем доме напротив. Я попытался выудить из недр своей памяти ее имя. Но не смог. Что‑то короткое и начинающееся на «Б». Да, у меня отвратительная память на имена. Но в противовес этому недостатку, я с патологической точностью запоминаю массу мелких и несущественных деталей о людях. Их запахи. Манеру разговаривать. Форму их ногтей. Царапины на руках. Слова, которые они мне когда‑то сказали. И то, что я чувствовал, когда они говорили мне слова, которые сказали.
Так что ее имя ничего бы не поменяло. Лицо в окне напротив уже превратилось из ничего не значащего для меня лица незнакомого человека. В лицо человека, который немедленно превратился в полноценного персонажа с плотью и кровью. С которым я был лично знаком. С кем мы обедали несколько раз в рабочих перерывах. С кем выходили покурить (когда я еще курил) на задний двор офиса, поболтать и посплетничать о коллегах.
Моя коварная, неуместно педантичная память подкинула мне еще несколько фактов о ней. О том, что я был подписан на ее страницу в Инстраграм. О ее поездке в Европу прошлым летом, фотографии о которой была битком забита ее лента и «сторис». Особенно я помнил один жирно отретушированный кадр. На нем, судя по «геотегу», был южный берег Испании. Она лежала звездочкой на пляжном песке. Довольная. Улыбающаяся. И короткая подпись под фото с россыпью эмодзи и теплыми приветами домашним. Также из ее ленты я вспомнил лицо ее мужа. Пухлый парень с круглым лицом. Похожий на супругу, как становятся похожими муж и жена после нескольких лет замужества. Он вроде работал инженером в одной из иностранных нефтяных компаний региона. Часто мотался в командировки, оставляя ее дома одну. О боже! С двумя детьми. Коварная память не знала ко мне пощады, подкидывая мне один новый жареный факт за другим, словно горячую картошку из костра в руки сидящих кружком туристов. И дети ее были приблизительного одного с моими возраста. Тоже девочки. Еще я вспомнил, как мы встретили ее с детьми на детской площадке. Разговорились. Вспомнили прошлое. Похихикали. И ее детки были с ней рядом. Такие же пухлолицые, как и их родители.
Боже! Боже!! Боже!!!
Теперь мне точно не отвертеться! И где теперь они? Эти крошки? И где ее муж? Если бы он был с ней, то показался бы в окне, не позволив супруге самой просить о помощи. Он погиб? Обратился? Не доехал до дома, застряв в очередной командировке, когда все случилось? Ладно с мужем! Где дети? Они с ней?!!
Будто услышав мои мысли, соседка ответила на мой вопрос. Она опустила лист бумаги. Наклонилась куда‑то вниз. И подняла на подоконник, одну за одной, двух девочек. Моя память была преступно точна. Две крохи. Одна чуть старше второй. На вид – ровесницы моих дочерей. Все, как я и помнил. Только сейчас они выглядели и вели себя совершенно по другому. Они послушно, не капризничая, стояли и смотрели в мою сторону. Худые. Притихшие. С посеревшими и осунувшимися лицами. Так же, как и у матери, их губы растрескались и под их глазами красовались трагичные черные круги.
Не нужно было быть провидцем, чтобы догадаться. Они голодают. И у них нет воды. От подобного осознания, у меня внутри, по стенкам живота, будто заскреблись взбесившиеся кошки.
Желтая карточка! Запрещенный прием! Удар между ног!
Дети! Голод! Обезвоживание!!!
Наконец, она сняла девочек с подоконника. Снова наклонилась куда‑то под окно. И через некоторое время прилепила к стеклу новое послание, слово в слово повторяющее мои страшные подозрения.