Барабаны остервенело колотили по моим ушам, пока я удерживал звереющую дочь в руках, умоляя судьбу сжалиться надо мной и распорядиться так, чтобы твари оставили нас в покое. И когда мне казалось, что сдерживать дочь я больше не в силах, так остервенело она кусала мою руку и дергаясь всем телом вырывалась из объятий, как со стороны верхних этажей послышался громкий шум, будто от падения тяжелого предмета. И твари, удовлетворенно крякнув, шлепая босыми лапами, бросились к лестнице.
И через считанные мгновения мы оказались в тишине…
– Ляля…, если ты сейчас будешь орать, то плохие монстры нас съедят…, ‑ шепотом обратился я к дочери, понемногу ослабляя тиски своих рук, все еще удерживая ладонь, прикрывающую ее губы.
Почувствовав некоторую свободу в движениях, она остервенело заколотила ножками и ручками, чуть не стукнув ими об железную створку двери, при этом продолжая кромсать мою ладонь.
– Все…, спускаемся…, ‑ прошептал я в сторону, обращаясь к прячущимся в метре от нас супруге со старшей дочерью.
– Да…, ‑ послышалось утвердительное в ответ.
Продолжая прижимать дочь к груди, заглушая ее обиженные всхлипы, при этом стараясь не блокировать для девочки свободное дыхание, я рывком поднялся на ноги, натуженно щелкнув в коленях. Потом вложил мешающую биту за ремень, поправил рюкзак и направился в сторону лестницы, которая змеей вилась вниз, хорошо освещенная серебряным светом луны, проникающим сквозь небольшие прямоугольники форточек, обустроенные высоко, почти под потолком. За мной двинулась супруга, двигаясь на полусогнутых ногах, держа за руку растерявшуюся и притихшую старшую дочь.
Когда я преодолел первые ступени вниз, то почувствовал, как холодеет спина. Я был почти уверен, что нас тут же обнаружат. Что наш безумный самонадеянный план будет немедленно раскрыт. Что твари, заполонившие два верхних этажа, немедленно обратят на нас внимание и бросятся вслед. А если не так, то по пути вниз, на лестнице, мы встретим отставших от орды тварей, которые примут нас «за белые ручки». Однако шаг за шагом, ступенька за ступенькой, проход оставался чистым, а позади не слышалась возня погони.
Мы преодолели первый лестничный пролет, а после второй, благополучно оказавшись на девятом этаже. Мои руки при этом одеревенели от усилий, а поясница ныла так сильно, что казалось в нее влили раскаленное олово.
Решив, что я физически не смогу преодолеть еще шестнадцать лестничных пролетов, удерживая в руках сопротивляющуюся дочь, я решил, воспользовавшись передышкой, спустить ее на ноги и попытаться решить детскую драму.
Крохотное личико дочери было мокрым от пота и слез, и покрыто красными пятнами. Она сдернула маску и всхлипнула, скривив губы. И к нашему счастью, не стала кричать, а лишь тихо и злобно прохрипела.
– Едно‑о‑о‑ожка!!!
– Что ты мне раньше не сказал…, ‑ супруга просунула под свою куртку руку и вытащила спрятанную игрушку, – она уронила ее в квартире, а я подобрала… Вот, ляля! Твоя единорожка! Больше не теряй…
Девочка подпрыгнула на тонких ножках, выхватила плюшевого единорога из рук матери и заулыбалась.
Тем самым проблема была решена. Младшая дочь мирно устроилась на нужном месте на моей шее, крепко вцепившись в волосы. И мы цепочкой, держась за руки, двинулись дальше, вниз по освещенной лунным свечением лестнице…
Колено
Без каких‑либо происшествий мы преодолели еще два лестничных пролета, держа друг друга за руки и цепляясь за деревянные перила, которыми были обрамлены ограждения лестницы. Чистые выкрашенные в свежую желтую краску стены, почти нетронутая жителями кафельная плитка, которой был выложен пол и ступени, а также гулкая пустота лестничных пролетов создавали впечатление обыденного порядка, будто никакого апокалипсиса и в помине не было, а все нам лишь привиделось.
Как мы ни старались, но тяжелые охотничьи ботинки, обутые на наших с супругой ногах, при каждом сделанном шаге вниз на новую ступень, издавали негромкий стук, который в тишине лестничного пространства отдавался неизбежным эхом, отражающимся от пустых бетонных стен. И я каждую секунду ожидал, что шум, который мы издавали, привлечет внимание орды, затаившейся на верхних этажах, которая немедленно погонится за нами вслед. Но ступенька за ступенькой, метр за метром, расстояние, отделявшее нас от врагов, увеличивалось, а наши шаги становились все уверенней.
Когда мы добрались до площадки восьмого этажа, я подошел к закрытым створкам двери, отделяющей лестничный пролет от межквартирного коридора с лифтами. И несмотря на протесты супруги, которая пыталась оттащить меня от незапланированного отхода от маршрута, из любопытства рискнул взглянуть сквозь стеклянное окошко. И убедился, что площадка восьмого этажа была погружена в почти полный непроглядный мрак.
Никаких желтых глаз…
Никакого щелканья…
Никакой вони…
В темноте были видны только едва заметные отблески металлических ручек входных дверей квартир и слабое отражение лунного свечения на полированных створках лифтов.
– Зачем ты останавливаешься?!! – недовольно прошипела супруга, поймав мою руку и притянув ее к себе.
– Я хотел проверить этаж…, ‑ попытался оправдаться я.
– Зачем? Ты же сам говорил, что нужно спуститься как можно быстрее. А сам…
– Да… Да… Все… Идем…, ‑ согласился я с доводами супруги и направился к очередному лестничному пролету, ведущему вниз.
Спокойная обстановка пройденного отрезка пути заставила оркестр языческих барабанов в моих ушах затихнуть и почти умолкнуть. А скрученная пружина тревоги, будто туго сжатая где‑то в глубине моего впавшего от голода живота, слегка расслабилась, позволив сердцу восстановить нормальный ритм.
И я позволил себе предположить, что самое сложное для нас позади, а оставшийся отрезок запланированного пути будет безопасным.
Это было ошибкой… Расслабляться мне ни в коем случае не стоило…
Проходя второй лестничный пролет, ведущий к площадке седьмого этажа, моя правая рука, цепляющаяся за перила, и тем самым страхующая равновесие тела в потемках подъезда, вдруг потеряла опору. Непрерывная линия перил вдруг внезапно оборвалась. От неожиданности я неловко поставил ногу на самый край ступеньки, обувь поскользнулась, я взмахнул руками вверх, отпустив руку супруги. И полетел вперед! А потом с размаху, всем весом девяносто килограммового тела, смачно приземлился на одну из ступеней внешней стороной левого колена. Покатился кубарем вниз. И под конец проехал пузом по холодному скользкому кафелю.
Каким‑то невероятным чудом, во время моего нелепого падения, я умудрился скинуть ребенка с шеи, вытянуть вперед руки, удерживая в них дочку, и осторожно приземлить ее на поверхность пола таким образом, что только несколько волосков слегка колыхнулись на ее голове во время падения.
В итоге я лежал на животе. В моих глазах сверкал фейерверк звезд. В голове зазвенело, будто в ней вдребезги разбили бутылку. А левое колено словно вспыхнуло ядерным взрывом ослепляющей боли. И ударная волна от этого взрыва неистовыми волнами расходилась по телу, заставляя его содрогаться и корчиться в спазмах.
Лежа лицом вниз, я открыл рот, чувствуя на губах подъездную пыль, и попытался судорожно вдохнуть. Но звенящая боль позволила мне сделать лишь крохотный глоток воздуха, сжав легкие и не отпуская хватку.
Когда боль все же немного унялась, а звон в голове затих, я смог скинуть со спины рюкзак и услышать возле уха взволнованный и озабоченный шепот супруги.