— Что такое? Почему остановились? — истерично взвизгнула супруга, испуганно переводя взгляд с меня на детей.
— София что-то хочет… Я не знаю… Не понимаю, что она говорит. Не важно! Времени нет! Идем! — я пожал плечами и дернул дочь вперед, ощутив ее сопротивление.
— Ендддо-о-о-о-ошка!!! — протяжно захныкала та, готовясь зарыдать. И из ее глазок, как по команде, брызнули первые слезы.
— Да что такое!!! — выкрикнула супруга, схватив младшую дочь за вторую руку и потянув ее в сторону выхода на лоджию, от чего та окончательно разразилась плачем и капризно плюхнулась на пол.
— Только этого сейчас не хватало! София!!! — еще громче и истеричнее закричала супруга, безуспешно дергая дочь за руку.
— Ляля, что ты хочешь? Скажи мне…, - мягким нежным голоском спросила сестренку старшая, опустившись на пол и по родительски приобняв ту за хрупкие тонкие плечики.
— Ендддо-о-о-о-о-о-о-о-ошка-а-а-а-а-ааа!!! — повторила та для сестры, заливаясь горькими и обиженными рыданиями.
— Папа! Мама! Ну что вам не понятно?!! — отчитавающим учительским тоном обратилась к нам старшая, поднявшись на ноги, — она хочет взять свою единорожку! Единорожку!!!
Я нервно хмыкнул, пристыженный своей недогадливостью и вместе с тем гордый за старшую дочь, которая в свои семь лет все чаще проявляла самостоятельный и решительный характер. Потом подошел к кровати и вытянул из плотного ряда плюшевых зверят и кукол, выставленных в линеечку, словно на сцене, перламутро-розового единорога, любимого мультипликационного персонажа младшей дочери.
— Держи родная! Прости, что сразу не понял. Но носить его будешь сама, — вверил я игрушку дочери, которая вмиг перестала рыдать, вытерла тыльной стороной ладони слезы и поднялась на ноги.
Я взглянул на пустое пространство в плотном ряду плюшевых игрушек, больше не занятое розовым единорогом. Оглядел остальных. И мне на долю секунды показалось, что пластиковые глазки двух великолепных принцесс, собачек, кошечек, зайчат и слоников осмысленно смотрели на меня с обидой, за то, что я оставляю их на погибель сгореть в надвигающемся пламени. Потом я осмотрел всю детскую комнату, взглянул в сторону гостинной, и сердце мое екнуло от осознания, что я прощаюсь со своим домом, где наша семья провела шесть счастливых лет жизни.
— Все! Идем!!! — громко выкрикнул я семье, не желая, чтобы предательская ностальгия ослабила мою решимость.
Я подошел к балконной двери, откинул плотные шторы… И невольно отвернулся, ослепленный ярким пламенем огня, который освятил нас сквозь обнаженные стекла. Полыхала вся верхняя часть лоджии. Пластиковые перекрытия, которыми был обшит «остекленный» балкон горели, словно свечи. И огонь, брызжа химическими испарениями, подбирался по ним все ниже, плавясь по пути жирными тяжелыми каплями. Огонь еще успел подобраться к большой картонной коробке, брошенной мною ранее в левом углу, на крышке которой плясал ансамбль огненных язычков, оставляя за собой скукоженные черные горелые ошметки, и к чемодану рядом, который пока еще упрямо дымился, сопротивляясь натиску стихии, но который был готов в любой момент сдаться, позволив огню спалить его в серый пепел.
Супруга громко ахнула и отпрянула от окна. Обернувшись, я увидел, что в ее наполненных ужасом немигающих глазах отражается пламя. Она хотела было что-то мне сказать, но не смогла, а лишь тесно сжала мою ладонь.
— Все держимся за руки. Идем как можно ниже! Согнувшись. Капюшоны не снимать! Маски не снимать! Я иду первый. За мною будешь ты, поняла? — обратился я к старшей дочери. Она послушно кивнула в ответ и натянула на голову капюшон. — Потом София, — я перевел глаза на младшую, которая стояла возле нас будто потерянный котенок, прижимая к груди плюшевого единорожку, и смотрела на нас круглыми глазками-пуговками, — и последняя — мама!!! — выдал я указания семье, и повторил, — держимся за руки! Не отпускаем!!!
Глубоко вдохнув через маску кислый от дыма воздух квартиры, который вероятно покажется нам сладким, после того, как мы окажемся на охваченной огнем лоджии, я повернул ручку двери вниз, разблокировав замок, и дернул ее на себя.
БАМ-БАМ-БАМ!!! — барабаны отстукивали неистовое и безумное стокатто, заставляя мое сердце биться с ними в унисон. Таймер на обреченной космической станции отсчитывал последние секунды. Героиня завела двигатели спасательной шлюпки и всем телом нажимала на рычаг газа, разгоняя аппарат, чтобы в последний момент вырваться из смертельной западни.