Необходимо отметить крайне отрадное явление. Во всех, почти без исключения, показаниях рабочих в деле Бейлиса нигде, ни разу не проскользнула у них антисемитская нотка. Наоборот, все говорили о Бейлисе и о других евреях совершенно так же просто, как и о себе самих. Отношение же к Бейлису, к его семье, к детям всегда было крайне благожелательное. Рабочие дружно свидетельствовали о его хорошем характере, учтивости, желании поскорее отпустить с товаром, чтобы не терять лишнего времени, - у возчиков работа сдельная, - и прочих мелочах жизни. Как было бы хороню, если бы Мердер и вообще люди его взглядов и отношений к евреям послушали этих простых тружеников, многие из которых оказались неграмотными. - Есть чему {119} поучиться этим чиновным людям у этих людей вековечного тяжелого труда. Сколько терпимости, сколько простого человеческого отношения к человеку иной национальности!
L.
Свидетель одиннадцати лет.
Вводят мальчика. По виду ему не больше 7-8 лет. Он смущен, но быстро осваивается и весьма толково, и твердо дает свои показания. Это, Заруцкий, помните, тот, которого подговаривала Вера Чеберяк в свидетельской комнате давать показания против Бейлиса.
Мы, слушатели, крайне были удивлены, потому что когда этот мальчик стал рассказывать о том, как Вера Чеберяк его подговаривала, - то председатель суда вдруг спросил у мальчика:
- А почему вы так наморщили лоб?
Что хотел сказать этим г. председатель? Нужно ли это было понять, как намек на то, что мальчик как бы припоминает трудом то, что его научили говорить, или еще что, - так осталось невыясненным. Но защитник Грузенберг сейчас же заявил, что здесь же в суде свидетель Голубев падал в обморок, и это ему не ставили в укор. Почему же удивляются, что мальчик, припоминая, наморщил лоб? Тяжело было все это слушать.
Он рассказывает о том, как катались на мяле, как он боялся кататься: высоко, а он маленький.
- Заберусь на столбик, а со столбика на мяло. А все-таки страшно..."
Товарищи его в компанию принимали и в квача он играл всегда вместе со всеми. Андрюшу знал. Выясняется, что он катался с Андрюшей тогда, когда еще не было забора, а как забор поставили, нельзя было уже пролезть на завод лазеек не было! - с грустью заявляет этот стойкий гражданин нашей страны.
Коровы у Бейлиса он не видал - а бейлисовская корова - ведь, это и есть одно из главных доказательств истины в этом процессе! От нее многое зависит! Если Бейлис торговал молоком тогда, когда пропал Андрюша, то значит дети {120} все-таки ходили и на завод и к Бейлису, и он мог таскать в печь и убивать их там, для своей надобности! - Удивительная логика?
Но, к счастью, корова была продана осенью, почти за полгода до пропажи Ющинского.
Мальчонка, несмотря на крайне пристрастный перекрестный допрос, словно гигант, смело разрывает, одну за другой, цепи обвинения... Он напряженно вспоминает все подробности и, не боясь, отвечает: нет, было не так, а вот ..так.
Он совершенно неопровержимо установил, что катались, как он, так и другие, дети на мяле до пропажи Андрюши, до постройки нового забора, когда их прогоняли оттуда рабочие, а они "утекали":
- Кинут палкой, а мы утекать!
Он также непоколебимо установил, что забор новый был такой, что даже он, этот шустрый малец, не мог нигде пролезть, чтобы погулять на заводе. Да это и понятно; забор, ведь, более всего и строился от этой саранчи,-от детишек, которым так приятно всегда было попрыгать по готовым мягким кирпичам, с одного на другой! с одного на другой! Прекрасно, интересно! А, смотришь, тысяча кирпичей и испорчена!... И так каждый день...
Его расспрашивают о чеберяковских собаках.
Очень ему было эго интересно! Собачки такие хорошие! Друзья... Да вот убили... Одну под дачей нашли мертвой, а другая исчезла, неизвестно куда, а потом ее обнаружили убитой в овраге... Смотрите, сколько здесь неожиданных смертей, в этом страшном доме, где жила Чеберякова: умирают люди, убивают собак!
Есть показание, что эти собаки выкопали какие-то окровавленные тряпки, ну, их сейчас же и наказали за это... Не шали! А Шмаков, конечно, доказывает, что собаки мешали евреям таскать детей, - они хотели, как уверяет Шмаков, и Женю утащить, чтобы выпить из него кровь, да собаки помешали, вот евреи их и убили, забывая, что простые даже воришки не прибегают никогда к такому радикальному средству, а городских дворняжек обыкновенно задабривают хорошей костью или куском мяса... А вот {121} чутье-то собачье - его не задобришь, тянет его к крови, и тряпки, действительно, могли быть очень соблазнительные для этих тощих стражей киевской окраины. Мальчику жалко собак, но кто их убил, он не знает. Так же свободно и точно рассказывает он, как подговаривала его Чеберякова в свидетельской комнате показывать, что Бейлис утащил Андрюшу; и что Чеберякова учила тому же и свою дочь Люду.
- А я не хочу!.. Этого не было... Я этого не видел...
И никакие силы не могли сбить этого крепкого мальчика с его твердой позиции...
LI.
Петров.
Тонкий, худой, бледный, очевидно, болеющий какой-то длительной, иссушающей болезнью. Говорит хриплым, шипящим голосом... Заявляет; что он рабочий, столяр, даже заработок поденный назвал... Но почему-то не верится этому... Не похож он на человека труда. Рабочих таких нигде не встречаешь.
Одет в широкую желтовато-коричневую размахайку с капюшоном; походка своеобразная, редко встречающаяся. Ходит он так прямо, и каким-то таким особенным шагом, что широкая размахайка его не шелохнется, не дрогнет. Дайте ему полный стакан воды в руки, и я уверен, что он десять верст пронесет его вам, и капли не расплескает.
Не служил ли он в цирке?
Не дрессировал ли его кто-либо быть столь неподвижным?
Лицо неприятной, отталкивающее, но несомненно такое, которое должно правиться женщинам чеберяковской марки. В глазах много страсти, животной, тяжелой, мучительной страсти...
Но особенное внимание обращают его руки. Пальцы столь громадны, жилисты, что когда он ими, подпирая щеку, тихонько шевелит, словно спрут щупальцами, становится страшно за его шею: - так и кажется, вот, если он захочет, надавит "на машинку" - "машинка" сейчас же захрипит, {122} сломается и кровь хлынет из горла...
Такие руки- редко встречаются: цепкие, сильные, ловкие...
Показывает он тускло, но все обдуманно, совершенно в той же перспективе, как его "дама сердца" Вера Чеберяк.
Это он свидетель того, как избил "шоколадкой" слепой Павел Мифле свою возлюбленную, к которой он и до сих пор так привязан, все ту же Веру Чеберяк...
Когда она вернулась домой настолько избитой, что слегла в постель и в ужасе, в злобе металась от страшной боли по подушкам. создавая в своей душе адский план предания в руки властей искалеченного ею Мифле, он, Петров, был здесь и утешал ее...
Это он привел ее домой, всю избитую. Это он рассказал - совершенно высохшему мужу этой пылкой дамы, волнующую легенду, как на Веру Чеберяк напали хулиганы (вот уж воистину своя своих не познаша!) - и вдруг стали избивать ее, а он, благородная душа, сейчас же вскипел и понесся в бой, отбил ее, хотя немножко опоздал, и вот теперь доставил домой...
Били ее "шоколадкой"... Это увесистый кусок железа, которой зажимают в руку и наносят всесокрушающие удары...
Рыцарь был сейчас же вознагражден: с этого момента он, на правах спасителя, прочно поселяется в квартире Веры Чеберяк, где и живет до сего времени, охраняя мир и благоволение в этом доме, полном мерзости...
Тут же, на суде, раскрывается совершенно иное... Рыцарь этот никого не спасал, а был просто случайным свидетелем, как не хулиганы, а Павел Мифле, этот основной кавалер Веры Чеберяк, из всех сил колотил свою любовницу.
За что?..
В подробностях рассказ о мотивах воинственного выступления этого французского гражданина, ослепленного русской Чеберяк, - до сего времени еще не оглашен, но что здесь, конечно, играла главнейшую роль любвеобильность сердца Веры Чеберяк, - в этом нет ни малейшего сомнения...