И мне было обидно и грустно.
Думаю: хоть одного изловили бы с поличным, хоть как-нибудь накрыли бы этого вездесущего еврея... Наконец, я был удовлетворен. Теперь все, решительно все знают, всем стало известно, как евреи подкупают свидетелей.
Узнали мы все это не через простое какое-либо лицо, а через духовного отца, священника Синькевича.
Только ему, этому батюшке, обязаны мы тем, что теперь все знаем...
Батюшке отцу Синькевичу стало известно, что свидетельницу Пимоненко подкупали евреи. Эту свидетельницу допрашивали, и она подробно рассказывала о всем уже известном обстоятельстве с "прутиками". И вот, когда она кончила, - батюшка стал изобличать ее и неизвестного еврея, что ее, свидетельницу, хотели подкупить.
- Но почему же батюшка за это взялся?-подумал я.
Однако... Истина всего дороже, кто бы за нее ни брался. Дело в том, что эта самая Пимоненко строит что-то. Была как-то на заводе Зайцева по кирпичному делу... Вдруг к ней является еврей:
- Вам, говорит, деньги нужны... Я слышал... Пожалуйста, возьмите... Тысячу рублей...
- Нет, говорю, мне не нужны.
"А он все свое: возьми да возьми!..
"Я к подрядчику:
"- Вот, мол, денег тысячу рублей под постройку навязывает. {158} "- Кто? Жид?.. Гони его вон!.. С ними дело не надо иметь...-усовещал подрядчик, полагавший, что все строительницы должны иметь именно только с ним дело и более ни с кем...
Так и выгнали этого услужливого еврея.
Подкуп, конечно, ясен...
Но как предлагал он деньги? Под каким предлогом хотел этот еврей "подкупить" эту христианку? - вот вопросы, на которые всем хотелось иметь ответ...
- Слышали, вот батюшка-то говорит - деньги вам еврей предлагал...
- Слышали, слышали... Как не предлагать, предлагал...
- Ну, что ж, вы взяли?
- Нет, не взяли...
- Почему же?
У меня на душе веселеет: вот она, неподкупная!!. Как видно, не только пана Розмитальского на вес золота не купишь, а вот видите и ее, эту простую женщину, никак нельзя...
- Так почему же вы не взяли?
- Мы то?..
- Ну да, вы-то...
- Дорого оченно хотел...
- То есть, как это дорого?
- Так-с, дороговато-с!..
- Что? Что такое? Да ведь вас подкупали? Деньги давали даром...
- Как даром, как можно даром, кто же даром-то деньги даст?.
- А как же?
- Девять процентов просил еврей, дорого это оченно нам...
Так вот оно что? Вот как поступают эти коварные евреи... Ну и хитрецы же... Придут "подкупать", да за это еще и проценты берут...
- Но с чего же проценты, когда все это должно быть шито-крыто? подумал я в недоумении.
- Так, значит, он вам взаймы давал?..
- Точно так, взаймы...
- Ну да, ну вот вы видите, какие они, эти евреи, - ворчала {159} недовольная дама, - взаймы подкупают и еще с бедных христиан проценты за это берут...
- Батюшка, а вы, собственно, кто?.. Ваши политические убеждения, образ мыслей?.. Вы кто будете?..- прогудел кто-то из защитников.
- Я?.. Я - член общества "Двуглавый Орел"
... Пауза.
Тишина.
Заседание закрывается.
Всем все понятно...
И мирно, - шутя и смеясь, - публика, умиротворенная, расходится по домам...
LXIII.
Судебно-медицинская экспертиза.
Весь процесс Бейлиса изобилует такими удивительными недостатками, что, право, приходится удивляться, как, каким образом в таком серьезном деле могли так небрежно относиться те, на чьей обязанности было необходимо, установить всю картину, все детали преступления. Эта небрежность ясно показывает нам, что с самого начала и в голову никому не приходило думать, что убийство Андрея Ющинского совершено с какой-то особенною целью, с целью ритуальной.
Нет, доктора при вскрытии констатировали главнейшие моменты убийства, описали общую картину поранений - и на этом остановились, вовсе не предполагая, что им придется давать ответы по совершенно иным вопросам, с обыкновенным уголовным процессом ничего не имеющим общего.
Таким образом, никакого намека на ритуальность с самого начала следствия ни у кого не было. Кровавая легенда появляется значительно поздней, когда кому-то нужно было воспользоваться этой средневековой ложью и ради своих собственных политических интересов повергнуть целый народ в смятение и ужас перед лицом надвигавшихся погромов и диких изуверств обезумевшей толпы. Расчет этих темных личностей не оправдался: в России нашлось столько общественного сознания, что вся эта черносотенная агитация разбилась о скалу гражданственности, а там, где потоком неслись погромные призывы, никакие {160} погромные выступления допущены не были. Даже в самых отдаленных углах черты еврейской оседлости жизнь проходила спокойно, но вполне понятно то вечное трепетание евреев, трепетание за жизнь свою и своих детей, когда они знали, что там, в Киеве, идет и идет этот ужасный процесс, вновь возведший на них старый кровавый навет в употреблении христианской крови.
И вот, наконец, суд перешел к рассмотрению объективных данных судебно-медицинской экспертизы, которая должна была многое сказать в этом деле.
Как и следовало ожидать, эксперты разделились между собой. Косоротов и Туфанов - эти эксперты от казны, конечно, должны были настаивать на своем мнении, уже высказанном ранее, именно на мнении, что здесь совершено убийство с целью истечения крови. Но, вот, что удивительно: казалось бы просто, если настаиваешь на этом, так докажи, измерь глубину ран, сделай точное вскрытие, исследуй все. А что было на самом деле? Все сделано кое-как, неправильно, неверно, что приводит в истинное возмущение таких глубоких, действительно знающих специалистов, как Павлов и Кадьян. И вот в таком процессе, где важна каждая мелочь, даже число ран на виске не сосчитано правильно и Павлову по препарату кожи пришлось восстанавливать, что ран не 13, а 14, а этот недочет в одной ране переворачивает кверху дном весь обвинительный материал, потому что "тринадцать" здесь хотят толковать, как число мистическое, ритуальное, а "четырнадцать" - даже маниакам-юдофобам не говорит ничего: число как число!
Обвинители предполагают, что число тринадцать - это очень важное число, и тринадцать ран - это не спроста, это кабалистика, здесь начертано слово "Единый". Какой вздор! Ослепленные глаза никогда не видят света истины. Они не видят и того, что убийцам, очевидно, было не до философий, когда они, не зная, что делать, бросались из стороны в сторону, наносили удар за ударом, лишь бы скорей, лишь бы как-нибудь покончить с этим ужасным "мокрым" делом!
Приходится удивляться, как люди, сами себя гипнотизируя, заставляют себя думать в определенном направлении, явно не замечая того, что делается кругом, заставляют подыскивать словечки, меняющие смысл, и проч. {161} В самом деле, в обыденной жизни разве мы не говорим: он совершенно истек кровью! Говорим и говорим нередко, когда узнаем о какой-либо кровоточащей болезни, поранениях, несчастии, и никому в голову не приходит думать тогда о каком-либо ритуале. А здесь нашли убитого мальчика, всего израненного, добитого зверски, и удивляются и кричат: - Ах, какой ужас! Кровь из него источена!.. Это сделали евреи...
- Позвольте-с, - хочется спросить такого глубокомысленного человека, почему "источена" кровь, почему вы не говорите попросту, как говорили всегда раньше, - истек кровью. Это верно. И нельзя не истечь, когда убийцы так расправились с жертвой...
- Где кровь? - кричат.
- Да она там осталась, где совершалось убийство; на том предмете, на чем лежал этот несчастный мальчик, на тех руках, которые убивали эту жертву, на их платье, на их одежде...