Костёр догорал, но света было довольно, чтобы разглядеть рядом человека… или кого-то навроде человека.
– Эй, милок! – раздавался опасливый голос. – Ты живой? Живой, слава Богу!
– Т-ты кто? – Воята с трудом встал на ноги и попятился.
– Я-то Куприян, из Барсуков. А ты-то кто?
– Я… – Воята сглотнул, с трудом вспоминая, кто он.
Однако упыри не разговаривают. Не дана им речь людская, только и могут, что выть да стонать. Если этот говорит внятно, своё имя знает – выходит, не упырь?
Он оглядел собеседника: обычный мужик, средних, довольно зрелых лет, с обычным лицом, толстым носом, густой бородой… На упыря не похож.
– Перекрестись!
Назвавшийся Куприяном охотно перекрестился.
– Ты как сюда попал? – спросил Воята.
– Петуха тебе принёс.
– Чево? – Воята вытаращил глаза.
– Петуха слышал?
– Слышал…
– Вот, я принёс. Устинья, покажи петуха!
Кто-то ещё зашевелился за спиной у Куприяна, и Воята с новым изумлением увидел, что там стоит молодая девка с испуганным лицом и с рыжим петухом под мышкой.
– Племянница моя, Устинья. Это она всё. Пойдём, говорит, дядька, снесём в лес петуха, там ведь их нет. Так пристала – пришлось идти. Петуха разбудили…
– З-зачем?
– Ну как – зачем? – Куприян в удивлении развёл руки. – А как бы ты без петуха отбился-то? Гляди, что теперь.
Он посторонился, открывая Вояте вид на лог. И стало ясно, отчего так светло.
В логу пылали три десятка костров. Все загородки, новые и старые, были в огне; иные бросали пламя чуть ли не к вершинам сосен, иные тлели над самой землёй синеватым пламенем. Сгорая, колья рушились, пуская в тёмный воздух снопы синих искр.
– Вот как их петуший крик-то поразил, – с удовлетворением сказал Куприян. – Его же тут отродяся не слышали.
Вспоминая, что было перед этим, Воята охнул. Обойдя Куприяна и Устинью, таращившую на него испуганные глаза, приблизился к дальней загородке. Она уже обрушилась, превратившись в груду пылающих головней. Вот здесь сидел отец Македон, и вот там, под этими головнями, остался он со своими книгами…
– Вот куда они делись… – горько сказал Воята, обернувшись к Куприяну. – Вот почему про эти книги не знал никто – он их с собой в могилу утащил. А теперь всё – сгорели книги, сгинули с ним заодно…
– Не кручинься – не горят эти книги. – Куприян похлопал его по плечу. – Ну что, пойдём с нами, до утра тебя определим поспать, а там и восвояси…
– Не могу. – Поколебавшись, Воята качнул головой. – Поутру мужики придут, Радша со своим кулём – кости мои собирать, а тут и костей не будет. Дождусь уж их.
– Не боишься? – чуть слышно спросила девка Устинья; в первый раз Воята услышал её голос.
Он лишь покачал головой. Страха больше не было; все его чувства будто сгорели в этом синеватом огне старых нечистых погребений. Зато навалилась такая усталость, что шагу он не смог бы сделать – не то что идти до Барсуков.
– Ну, бывай здоров! – Куприян поклонился.
Девка, прижимая к себе петуха, тоже поклонилась.
– И вы живите здорово… – Воята опустился на кучу лапника.
Куприян с племянницей ушли. Загородки догорели, с земли во тьме сияли синеватые угли, но Воята смотрел на них совершенно равнодушно. Подбросил ещё сушняка в свой костёр, натянул оброненную шапку, прилёг на лапник… и провалился в глухую и немую тьму.
…Очнулся оттого, что его снова теребили за плечо. Вздрогнув, с трудом открыл глаза. Над ним склонялся озабоченный Арсентий. Было светло, легонечко накрапывал унылый осенний дождь, с кровли из лапника кое-где капало.
С трудом Воята сел. Все кости и мышцы болели, голова гудела. Арсентий что-то говорил, но до Вояты не сразу дошёл смысл слов. Ещё несколько знакомых мужиков ходили по логу и осматривали горелые пятна на месте старых загородок.
– А мы… того… – Радша показал рогожный куль. – Пойдём, говорю, хоть косточки соберём раба Божьего…
Воята поглядел на куль, который должен был стать ему саваном и гробом. Хрипло рассмеялся.
Потом встал, постанывая, как старый дед, потёр лицо руками. Он помнил, что было ночью, но всё смешалось, он сейчас не мог бы отделить истину от видений. Упыри… Священник с синим лицом и двумя золотыми книгами в руках… Куприян с племянницей и петухом… Эти уж точно приснились – не может такого быть, чтобы какой-то мужик из Барсуков среди ночи потащился с племянницей-девкой в лес, чтобы принести петуха! Откуда им было знать, что здесь живого человека упыриная рать одолевает?