— Вот религию сюда приплетать не надо — отрезал продюсер. — Вижу, какая ты мать Тереза, слезы умиления наворачиваются, глядя, как благородно ты не лишаешь надежды, таскаясь на свидания в купленных им же шмотках.
— Все не так!
— Все именно так, Алина. Можешь строить из себя жертву перед кем угодно, но я тебя вижу насквозь. И сам факт того, что ты до сих пор не ушла, а продолжаешь меня слушать — говорит о многом.
Алина дернулась, поднимаясь.
— Сидеть! — грохнул голос, которому мог бы позавидовать генерал многотысячной армии. Посетители и персонал ресторана беспокойно оглянулись на ругающуюся пару. Казалось, даже музыканты на миг сбились, но быстро сориентировались и продолжили играть, возвращая заведению спокойствие и порядок. Руки задрожали, колени подкосились, Алина плюхнулась на стул, поджимая ноги и втягивая голову в плечи, потерла виски.
— Нет, Фред, все не так! — она еле сдерживала слезы.
— Ты дрянь, Алина, расчетливая дрянь — продолжал Фред, но уже значительно тише, чтобы его слова коснулись лишь ушей сидящей напротив девушки — Но это хорошо.
— Хорошо? — подняла удивленные и все еще испуганные глаза Алина.
— Другая бы не зацепила нашу рок — звезду, другая бы не смогла заставить его переживать снова и снова бесконечное счастье и горе, другая бы не смогла рвать и клеить сердце бесконечное количество раз.
— Фред, я не специально, клянусь! Пойми меня, я не могу его обнадежить. Он столько раз ошибался в своей жизни, ему нет никакой веры!
— Два.
— Что два?
— Один раз он ошибался, максимум два. Примерно в твоем возрасте. Скажешь, ты не ошибалась? — прищурился. — Героиновая зависимость начинается после первого же приема, ну хорошо, он парень здоровый, высокий, после второго — придвинулся совсем близко, Алине казалось, что они вот — вот коснутся носами. — Две ошибки, Алина. Два промаха, которые могут стоить ему целой жизни.
— Он бросал, но потом опять начинал!
— Дура! Ты себе вообще представляешь, что такое зависимость?
Алина моргнула, предлагая ему продолжить.
— Ты знаешь, что героин самый опасный и смертельный наркотик? — шептал Фред, подобно удаву, не отпуская ее внимание ни на мгновение — девочка, ты можешь представить себе ломку? Панический страх, мучительные страдания. Ты, иссушенная до костей, обессиленная до предела, еле дышащая жертва белого порошка, как будто со стороны наблюдаешь за собственным психическим и физическим разрушением.
— Ты чувствуешь лишь бессильную ярость, когда раздражают окружающие, даже самые близкие люди, животные, предметы, любой, даже тусклый свет. Ты словно тень, боящаяся подойти к собственному телевизору. Дико бесит веселый голос по радио. Каждый звук, подобно расстроенной скрипке, выворачивает наизнанку, ударяет по башке чугунной сковородой. Вместо привычной теплоты и расслабленности — кайфа — парализующая боль, вселенная боли и полная невозможность расслабить мышцы. Кровь пульсирует в висках, подтверждая опасения, что сердце вот-вот разорвется от бешеной нагрузки, тошнота и рвота, чихание и снова боль в костях и суставах. Невыносимая боль, тебе очень страшно, тебе кажется, что кто-то выкручивает твои суставы, выдирая их из суставной сумки. Причем, все это время ты отлично соображаешь, мозг работает на всю катушку, не позволяя ни на секунду забыться, заставляя насладиться каждым мгновением абстинентного синдрома — глаза сверкнули.
— Наступает ночь, ты можешь раздвинуть шторы, выйти на балкон и вдохнуть свежего воздуха, но легче не становится. Ты не спишь — не можешь, ты думаешь только о дозе. Ты ловишь себя на том, что делаешь дорожку из муки. Смахиваешь ее и снова делаешь. А потом снова и снова. Из — за сухости во рту ты не можешь говорить, но не способна пить жидкость, ты забыла, когда в последний раз ела…
— А потом, дней через семь, боль начинает отпускать, ты снова начинаешь чувствовать свое тело, мышцы пытаются выполнять команды мозга. Но ты не радуешься. Наступает депрессняк, не покидающий тебя ни на мгновение в течение полугода. Теперь ты уже никогда не будешь одна, внутри тебя живет кто — то, кто постоянно шепчет, иногда переходя на крик, приказывает, убеждает, упрашивает, что тебе нужно принять дозу. Ты ходишь на работу, общаешься с друзьями, занимаешься сексом, но как только чуть-чуть отвлекаешься, сразу вспоминаешь эйфорию, недоступное теперь удовольствие, и начинаешь ненавидеть окружающих. Каждую ночь во сне ты ширяешься, просыпаясь с одной только мыслью — Пойти и найти.
Девушка могла лишь испуганно хлопать ресницами, прижимая руку к груди, думая о своем Билле. Нет, Фредерик не сказал ничего того, что она бы не знала, но почему — то казалось, что весь мир перевернулся. Одно дело читать о страданиях людей и видеть замкнутого, раздраженного Билла, ни в какую не соглашающегося обсуждать свои муки, и совсем другое слышать все это от столь опытного человека, как Фредерик. У Алины не возникло сомнений, что продюсер описал состояние, через которое пришлось пройти Биллу, настолько красочно описал, что у девушки заболело сердце, лопатки и голова, словно она сама вступает в период ломки. Боже, как это страшно. Боже!
Фред откинулся на сидении и продолжил нейтральным деловым тоном.
— Легко ли отказаться от счастья, Алина? После дозы героина человек получает ни с чем не сравнимое удовольствие, забывается депрессия, проблемы в жизни, в семье, на работе. Как ты считаешь, Билл был счастлив, прежде чем попробовал порошок? А хотел бы быть?
Алина неопределенно кивнула.
— Ты что — нибудь знаешь о его жизни до первой дорожки? Пацаном он единожды ошибся и теперь бьется башкой об стену, пытаясь выбраться, а ты, Алина, никак ему не помогаешь.
— Но что я могу сделать? Клянусь, я пыталась, Фред! Я ушла из дома, я хотела посвятить всю себя ему, помощи ему! Я готова была на все, лишь бы он выкарабкался!
Фред громко рассмеялся, вновь привлекая внимание людей.
— Алина! Сейчас с ним работают профессионалы, я никогда не выпускаю парня из — под присмотра, и ни в чем не уверен, а ты, маленькая наивная девочка, думала, что своей любовью и примитивным сексом сможешь удержать наркомана от дозы? Ты слишком высоко ценишь свою помощь, Джейн, раз не понимаешь, почему он тогда сорвался.
Джейн сцепила пальцы, чувствуя, как нервно подрагивает нижняя челюсть, иногда отдаваясь клацаньем зубов.
— А ответ очень прост. Там ему было лучше!
— Боже.
— Ему казалось, что лучше. Он сходил туда и вернулся к тебе, собираясь вновь пережить ломку, депрессняк, чтобы остаться с тобой, дура. Так? А ты что сделала?
— Фред, ты считаешь, что мне нужно было все это терпеть и прощать?
— Тебе нужно было дать ему то, что будет притягательнее порошка. Печь пироги, в совершенстве изучить технику минета, нарожать кучу маленьких Билликов. Черт, Алина, тебе нужно было создать среду, в которой ему будет лучше. И каждый день радовать и удивлять его, убеждая, что место у твоей юбки — самое замечательное в мире! А в случае ошибки не напоминать, какой он безнадежный окурок, а радоваться, что он все еще хочет бороться, сесть рядом, взять за руку и вместе пройти очередную ломку, а после тратить вдвое больше сил на борьбу.
— Я не уверена, что у меня получится, Фред — разбитым голосом прошептала Алина, роняя голову на руки, вытирая потекшую тушь.
— Поэтому я тебе этого и не предлагаю. Нужно быть законченной идиоткой, с отсутствием малейших признаков самолюбия, чтобы доверить свою жизнь и жизнь своего потомства героинщику.
— Тогда зачем…
— Затем, чтобы ты поняла, на что он готов пойти ради тебя, и как ему хреново в этой гребаной борьбе! Я предлагаю тебе сделку. Ты используешь свои маленькие хитрости, чтобы, пока еще возможно, мы смогли заработать на таланте Билли, а за это, в дополнение ко всем бонусам, которые ты получаешь он парня, я предлагаю тебе стабильную заработную плату. Согласись, было неприятно получить то предупреждение и почувствовать себя нищей и брошенной?