Говоря о прототипах бальзаковского романа, следует назвать еще одну реальную модель. Я имею в виду женщину, вдохновившую писателя на создание образа англичанки Арабеллы Дэдлей. Той самой, которую герой романа Феликс называет владычицей тела, в отличие от госпожи де Морсоф — супруги души.
Одна — женщина земли, дочь грешного человечества, другая — дочь небес, обожаемый ангел. Герой мечется между этими двумя полюсами, между демоном и ангелом, не понимая, что соединить их в одно невозможно, как нельзя соединить воду с огнем. Тем не менее обе они кажутся ему равно прекрасными. Его вывод таков: «Горе тому, у кого не было своей Анриетты! Горе и тому, кто никогда не знал какой-нибудь леди Дэдлей…» Счастливым же, думал он, может быть лишь тот, кто обретет обеих женщин в одной.
Кто же послужил прототипом леди Дэдлей, этой «жрицы любви»?
Женщина, ставшая прототипом бальзаковской героини, в свое время была весьма известной особой. Ее имя звучало во многих европейских салонах и дворцах. Правда, известность ее носила, скорее, скандальный характер — это был тип авантюристки, довольно широко распространенный в среде, к которой она принадлежала.
Жрица греха
История помнит многие имена дерзких авантюристок, прекрасных куртизанок, которым порой удавалось вершить судьбами людей и царств. Их образы запечатлены в литературе. Таковы греческие Фрина и Аспазия, многажды воспетые поэтами; Нинон де Ланкло, не раз описанная в романах; Марион Делорм — героиня одноименной пьесы; Мари Дюплесси — знаменитая «дама с камелиями»; Ида Сент-Эльм — создательница «бесстыдных записок современницы», впрочем оказавшихся, кажется, плодом фантазии одного бойкого французского журналиста прошлого века. Все они были «жрицами греха», с той только разницей, что одни наказывали любовью, а другие погибали сами, наказанные ею. Как погибла властолюбивая герцогиня д’Абрантес, знакомая Бальзака, прожившая беспутную жизнь в роскоши и окружении любовников, впавшая в нищету и кончившая самоубийством.
В своем стремлении создать историю нравов, описать общество со всеми высокими и постыдными сторонами его жизни, нарисовать различные социальные типы Бальзак не мог пройти мимо образа куртизанки и авантюристки.
Какая-то часть картины, считал он, должна представлять людей порочных, хотя и знал, что буржуазное общество не прощает тем, кто пытается выставить на всеобщее обозрение его пороки. И многие из знаменитых парижских кокоток, которых писатель наблюдал в столичных салонах, стали прототипами его Торпиль, Акилины или Империи.
Поздней осенью 1829 года в Париже появилась некая леди Элленборо. Она приехала из Лондона, где оставила мужа барона Эдварда Элленборо. Незадолго до этого в английской столице палата лордов начала публичные дебаты вокруг скандала, который так долго приятно занимал воображение лондонского общества. В те времена развод в Англии мог разрешить лишь парламент соответствующим актом при согласии королевы. Иначе говоря, развестись практически было невозможно. (Вспомните, что Горацио Нельсон и Эмма Гамильтон, бывшая уже вдовой, так и не смогли предстать перед алтарем, поскольку парламент не допускал развода адмирала с женой.)
Тем не менее лорду Элленборо разрешили расторгнуть брак «с почтенной баронессой Джейн Элизабет Элленборо, его женой».
Женясь на Джейн, лорд полагал, что лучшей партии ему нечего и желать. Его жена происходила из хорошей семьи, была молода и прекрасна. К тому же могла принести ему наследника. И действительно, Джейн родила сына Артура Дэдлея.
Однако супружеская жизнь не задалась. Не успел епископ — дядя жениха — скрепить узы брака и едва сыграли свадьбу в доме отца невесты адмирала Дигби, как лорд Элленборо, казалось, забыл о жене. Все свою энергию он отдавал политической карьере. Не удивительно, что молодая женщина, жаждавшая внимания, чувства и общения, постаралась компенсировать отсутствие всего этого. Она нашла утешение в светской жизни, закружившись в водовороте лондонского общества. Джейн стали приглашать на званые обеды, вечера и балы. Леди Элленборо была необычайно хороша собой, высокая и статная, с огромными голубыми глазами на безупречно свежем лице, обрамленном мягкими золотистыми волосами. К тому же ее отличал блестящий ум и незаурядное остроумие, она умела быть неотразимой, но главное, что, по-видимому, особенно привлекало в ней мужчин, — это пылкий нрав.