Что касается причины, побудившей княгиню отправиться в Южную Африку, то она заявила следующее: ее муж, Вильгельм Радзивилл, мужлан и грубиян, относился к ней чудовищно. Не желая больше терпеть подобное обращение, подала на развод. Но так как расторжение брака в России долгий процесс, она решила провести этот год, покуда дело не будет решено, в Южной Африке. Было ли это правдой? Сомнительно. Скорее всего она лишь думала развестись, однако не могла не знать, что процедура эта заняла бы значительно больше времени, чем год. Тогда какую же цель преследовала княгиня этой выдумкой о возможном скором разводе? Ясно какую: вскоре, мол, она получит свободу и сможет выйти замуж во второй раз. Забросив крючок с наживкой, она принялась довольно откровенно водить им у самого носа Родса. Джордан вспоминал позже, как она подхватывала каждое произнесенное Родсом слово, соглашаясь с ним, всячески льстила ему. С другими всегда была склонна поспорить, возразить, причем становилась нетерпимой, капризной и такой возбужденной, что голос ее можно было услышать в самом дальнем углу салона. Но в беседах с Родсом преображалась, являла собой абсолютную покорность, воплощение кротости и согласия. Вкрадчивым голосом она ворковала, убаюкивала, всем своим видом показывая, что разделяет его тот или иной взгляд, высказанную мысль, точку зрения.
Княгиня то и дело жаловалась на сердце, и однажды, когда гуляла с Родсом на палубе, вдруг начала задыхаться и как бы случайно склонилась к его плечу. Он инстинктивно обнял ее, чтобы она не упала. Пока подоспела помощь и княгине дали нюхательную соль, Родс удерживал ее. Лицо его, вспоминал Джордан, являло собой олицетворение несчастья и растерянности.
С тех пор Родс стал избегать прогулок по главной палубе, предпочитая дышать воздухом на капитанском мостике.
Была ли княгиня Радзивилл столь неотразимой, чтобы с такой самоуверенностью разыгрывать из себя роковую женщину? Тот же Джордан, не питавший, судя по всему, к ней симпатии, говорил, что ей недоставало чисто физической привлекательности. По его словам, она была невысокого роста, склонна к полноте, у нее были черные волосы и черные бегающие глазки. Словом, ее нельзя назвать ни красивой, ни очаровательной. К тому же, замечает Джордан, ей было что-то около сорока семи лет. Что же тогда побуждало Родса разделять с ней компанию, а возможно, как могло показаться, и испытывать к ней своеобразную дружбу? В поисках ответа на этот вопрос иные пришли к выводу, что княгиня — это женщина для развлечения. Другие уверовали в то, что эта толстоватая, средних лет женщина — авантюристка, преследующая богатого холостяка.
Если говорить о портрете, нарисованном Джорданом, то он был тенденциозным. Скорее всего это объяснялось его антипатией к княгине. Достаточно сказать, что Катерине шел тогда всего лишь сорок первый год. На фотографии, сделанной приблизительно в то время, она выглядит хрупкой, элегантной и по-своему весьма привлекательной. Правда, ее когда-то захватывающая дух красота начинала уже увядать, но все же оставалась очень запоминающейся и значительной. Темные волосы обрамляли широкий лоб, глаза — большие с пушистыми ресницами, изящный нос с горбинкой, подвижный, чувственный рот. Но главное очарование заключалось в умении вести беседу, быть живой, находчивой и остроумной, что выгодно отличало ее от остальных. Не было в ее манерах и того, что обычно отпугивает мужчин, — бросающейся в глаза самоуверенности, желания подчинять и руководить. Во всяком случае, она искусно скрывала эти свои черты, если они у нее и были.
Но что несомненно, так это то, что княгиня старалась понравиться Родсу. Собиралась ли женить его на себе — это уже другой вопрос. Она не могла не понимать, что, пока связана браком, надежды на новое замужество у нее нет, а ожидать скорого решения о разводе, как было сказано, было бы наивно. Тогда, может, она рассчитывала завязать с Родсом романтическую дружбу, что не только усилило бы ее влияние, но при огласке помогло бы ускорить развод? Возможно, в тот момент ни о чем другом она и не помышляла. Зная, однако, ее характер, такой односторонний вывод кажется сомнительным. Способная на сумасбродство, она тем не менее всегда оставалась расчетливой, трезво оценивала свои поступки и действовала по плану. Если так, то цель ее могла быть двойственной. Использовать представившуюся возможность и заполучить в свою мышеловку Родса — это во-первых, а во-вторых, расширить свою журналистскую деятельность — ведь до сих пор она материально зависела от гонораров, получаемых за статьи, которые писала. С этой точки зрения Южная Африка представляла выгодный регион. Здесь назревала англо-бурская война, и перспектива оказаться в «горячей точке», да еще в окружении такого человека, как Родс, была весьма заманчивой. И то, что она ехала, запасшись рекомендательным письмом лорда Солсбери, тогдашнего премьер-министра Англии, к верховному комиссару Южной Африки Альфреду Милнеру, указывает, что думала она не только о Родсе, когда заказывала билет на пароход. Игнорировать ее интерес к политике, как это делали иные биографы Родса, представляя княгиню обычной авантюристкой с навязчивой идеей женить на себе ничего не подозревающего Родса, было бы, по крайней мере, наивно.