На пути к браку, когда он еще только обсуждался, возникло одно препятствие. Как дочь дворянина, живущего в России, Катерина должна была до замужества быть представлена царю. Ждать формального случая означало бы затянуть венчание, чего нетерпеливый отец никак не желал. И тут неожиданно представилась возможность увидеть царя. Стало известно, что тот проследует вскоре через Киев по пути в Крым. Превозмогая гордость и обиду, нанесенную когда-то царем, граф Ржевуский с дочерью явился на бал, где присутствовал император, — Катерина в каком-то ужасном муслиновом платье, окаменевшая от страха предстала перед усатым самодержцем и его супругой. Александр II натужно обменялся вежливыми репликами с графом и, взглянув на его дочь, воскликнул: «Боже, как она похожа на свою мать!» Что-то в этом роде промямлила и царица. Можно было считать, что формальность соблюдена. Царская чета укатила в Крым, но когда Александр II узнал о предстоящем замужестве Катерины, он направил ее отцу суровое письмо, осуждающее этот брак, не столько заботясь о будущем молодой невесты, сколько о том, что богатая наследница теперь потеряна для России.
Однако недовольство царя опоздало. 26 октября 1873 года в имении Ржевуских Верховне состоялось венчание, после чего молодожены тотчас же отправились в Берлин. Здесь началась, как она сама скажет, ее новая жизнь.
Правда, поначалу жизнь во дворце Радзивиллов показалась ей скучной и сонной. Погода — слякотная зима — усугубляла это впечатление. Ненавистны были и чопорные приемы, бессмысленные светские беседы, сплетни полушепотом. Все это было так не похоже на шумный парижский салон мадам Лакруа и уютную гостиную мадам Бальзак. Постепенно она смирилась со своим «заключением», тем более что ждала ребенка, который всецело занимал ее мысли. Но и личную жизнь Катерины нельзя было назвать счастливой. К одиночеству прибавилась трагедия — ее первенец вскоре умер. Всевозможные увеселения, приемы и балы — ничто не скрашивало ее мрачного настроения. Даже поездка с мужем в Варшаву, куда он отправился на военные маневры, а затем посещение родных в России не убавили у нее меланхолии.
Второго ребенка, девочку, назвали Луизой-Лулу. И первое лето после ее рождения провели в имении Пятина, которое досталось Катерине как часть наследства. Находилось оно в нескольких верстах от Симбирска. Следующие два года чета Радзивилл перемещалась по маршруту Россия — Польша — Германия, и все это время Катерина была постоянно беременна. Родились дочери Ванда, Габриэлла, сын Николай. И снова длительное путешествие — Венеция, Корфу, Константинополь, опять Петербург, где супруги были представлены новому царю Александру III. Год спустя присутствовали на его коронации. Эти довольно частые поездки в Россию составляли ее единственную радость в скучной и монотонной жизни при берлинском дворе, которую она потом вспоминала всегда с отвращением. Чем дольше жила там, признавалась она, тем несносней казалась ей прусская столица, этот унылый, тогда по сути полупровинциальный Берлин. И не чаяла, как бы навсегда вырваться отсюда.
Весной 1882 года пришло печальное известие о смерти ее любимой тетки Эвелины. Она горько оплакивала потерю. «Ее смерть вырвала целую главу из книги моей жизни», — писала Катерина не без некоторого пафоса. Впрочем, она была права, если иметь в виду, что благодаря тетке познакомилась со многими парижскими журналистами, влияние которых позже скажется на выборе ею профессии. Так, в доме Эвелины она встретилась с такой влиятельной дамой, как Жульетта Адам. Ее салон считался при бонапартистском режиме рассадником вольномыслия, а после краха Второй империи мадам Адам стала реальной политической и литературной силой. Ее называли «королевой Третьей республики», и, как говорили, ни один член правительства не отваживался на какой-либо шаг, предварительно не посоветовавшись с ней. Она основала влиятельный журнал «Нувель ревю» — издание с явно политическим привкусом, отстаивающее ее политические амбиции.
Поэтому никого не удивило, когда в 1884 году мадам Адам объявила о своем намерении опубликовать несколько статей о социально-политической жизни в некоторых европейских столицах. Начать серию должны были статьи о берлинском обществе. И вскоре они появились. Под ними стояла подпись — граф Павел Васильев. Двадцать три статьи были написаны в форме писем графа к молодому другу, собирающемуся посетить Берлин. Их отличал насмешливый, порой весьма язвительный тон. Невзирая на лица и их положение, автор описывал представителей высшей знати, политиков и военных, дипломатов, торговцев и журналистов — все слои общества, вплоть до королевской семьи, предстали в этой злой карикатуре. Читатели «Нувель ревю» в течение нескольких недель наслаждались сенсационными откровениями. И все задавались вопросом: кто же он этот граф Павел Васильев — лицо действительно существующее или же маска, за которой скрывается некто, посвященный во все закулисные интриги и тайны берлинского общества?