Но Мечислава это не очень волновало — он заблаговременно поместил свои сбережения в парижские банки. Проблема была лишь в том, как пользоваться процентами с этих капиталов.
И в изгнании Мечислав проявил свой скандальный нрав. Не раз пытался бежать, принял православную веру, надеясь смягчить этим гнев царя. Но в конце концов оказался в крепости. Только при Александре II помещик-сумасброд был освобожден. После чего поспешил во Францию, где провел последние годы, развлекаясь и жуируя. Умер в 1878 году, оставив огромное состояние, оцениваемое в 80 млн франков. Все это богатство досталось его сыну Николаю Щенсны Потоцкому, жившему постоянно в Париже и женатому на итальянке Пигнателли. С ним угасла тульчинская линия Потоцких.
КОРОЛЬ РИСКА, ИЛИ МЕТАМОРФОЗА КАТОРЖНИКА
Побег
На рассвете со стен крепости раздались три пушечных выстрела. Местным жителям сигнал этот был хорошо известен. Он означал, что с Брестской каторги бежал преступник, и напоминал о вознаграждении в сто франков, которое ожидает всякого, кто поймает беглеца. В этот раз им был двадцатитрехлетний Эжен Франсуа Видок. Несмотря на молодость, он уже был известен как мастер побегов.
Свою репутацию Видок поспешил оправдать и на Брестской каторге. На восьмой день после прибытия бежал в платье монахини, которая за ним ухаживала в лазарете. В конце концов сумел раздобыть мужскую одежду и, выдавая себя за матроса-дезертира, добрался до Арраса, где родился в семье пекаря дождливой летней ночью 1775 года, когда небо раскалывалось от громовых ударов.
Здесь мальчишкой он разносил хлеб по домам и был самым сильным и самым красивым парнем на улице Венецианского зеркала. Отец хотел сделать из него булочника, сын же крепко запомнил слова гадалки, однажды предсказавшей ему бурную судьбу.
В один прекрасный день, прихватив из кассы родителя две тысячи франков, он отправился в Остенде, надеясь там сесть на корабль и уплыть в Америку. Однако уехать не удалось — его дочиста обобрал какой-то проходимец, которому он доверился. Пришлось поступить в бродячую труппу кукольников. С этого момента начались его похождения, вполне оправдавшие слова гадалки. Уже в балагане впервые проявился его талант подражателя, не раз выручавший его впоследствии. Видок поистине владел даром Протея, перевоплощался буквально на глазах, легко изменял возраст, манеры, голос.
После кукольного театра он поступил в услужение к бродячему лекарю. Ему приходилось таскать и раскладывать товар: склянки, пакетики, пилюли, а главное — сзывать покупателей. Скоро это занятие опротивело ему, и, послав лекаря ко всем чертям, он направил стопы в родной Аррас.
Шел 1791 год. Молодая Французская республика переживала тяжелые дни. До аррасцев доносятся из Парижа призывы отстоять отечество. Среди выступлений патриотов они узнают голос и их земляка, адвоката Максимильена Робеспьера, родившегося в соседнем с Видоками доме и отправившегося отсюда однажды вечером на дилижансе в столицу в качестве избранника города в Генеральные штаты.
Франсуа Видок, к тому времени вернувшийся и прощенный отцом, вступает добровольцем в армию. Его осанка, бравый вид, умение владеть шпагой способствовали тому, что его тут же зачислили в егеря. И вот на нем мундир бурбонского полка. В день битвы с австрийцами при Вальми — первого крупного успеха республиканских войск — его производят в капралы гренадеров.
Для шестнадцатилетнего юнца это было неплохое начало. Подвел его необузданный нрав. То и дело затевал он ссоры, не давал спуску обидчикам и насмешникам и за полгода успел раз пятнадцать подраться на дуэлях, убив при этом двух противников. После поединка с унтер-офицером ему ничего не оставалось, как скрыться и перейти к австрийцам. Его зачислили в кирасиры. Но он предпочел притвориться больным, нежели сражаться со своими. Так оказался он в госпитале, где пробыл несколько дней.
После выхода оттуда Видок начал давать уроки фехтования гарнизонным офицерам. Вскоре приобрел множество учеников и загребал изрядные денежки. И снова Видока подвел ершистый характер. Из-за крупной ссоры с бригадиром его приговорили к двадцати ударам, которые, по обычаю, отсчитывали на параде. Экзекуция привела его в ярость, он отказался давать уроки и поступил денщиком к одному генералу, отправлявшемуся в действующую армию. При первой возможности он бежал и, выдавая себя за бельгийца, оставившего прусские знамена, поступил в кавалерию. Страх быть узнанным и расстрелянным, если бы случилось столкнуться с прежним французским полком, где до измены он служил, преследовал его.