Что же это за загадочная история о бесчестье красавицы Ульрики? Она была матерью Натальи Ивановны, бабушкой Натальи Николаевны Гончаровой. История с ней случилась в духе восемнадцатого века. Дочь богатого помещика, русского ротмистра Карла Липхарта и Маргарет фон Фитингофф, живших в Лифляндии. В 1778 году она вышла замуж за барона Мориса фон Поссе, шведского происхождения, и от этого брака родилась дочь («сестра моей матери тетушка Жаннет»). Но затем супруги развелись, и Ульрика уехала в Россию с первым любимцем князя Потемкина, Иваном Александровичем Загряжским, дедушкой Таши Гончаровой.
Но в России у Ивана Александровича была своя семья. И вот он привозит из Дерпта в Ярополец к своей жене, сыну и двум дочерям красавицу Ульрику и представляет «обманутую жену законной супруге». Каково?! Нетрудно представить последовавшую душераздирающую сцену, после которой Иван Александрович, в духе своего века, тут же приказал перепрячь лошадей и уехал в Москву. Видимо, не желая подвергать себя неудобствам душевных разладов, он решает насовсем обосноваться в Москве, где, по отзывам современников, «живет на холостую ногу и, кажется, не упускает случая повеселиться».
А прекрасную Ульрику законная супруга в конце концов оставила в своем доме, обогрела ее, приняла вскоре родившуюся у той дочь Наталью в свою семью. Ульрика между тем чахла в чужой обстановке и вскоре «зачахла как цветок» — умерла в 30 лет, оставив законной супруге на попечение маленькую дочь, которую та полюбила и воспитывала как родную, и с помощью своей влиятельной родни «приложила все старания, чтобы узаконить рождение Натальи, оградив все ее наследственные права».
Все, кто видели Ульрику, говорили, что она была безумно красива. В воспоминаниях рассказывают, что у тетки Загряжской был ее портрет. И однажды, когда в Зимнем дворце, где она служила фрейлиной, случился пожар, вбежавший в ее комнату офицер счел самой ценной вещью оправленную в скромную раму миниатюру с изображением неслыханной красавицы. Когда все выразили удивление, почему офицер спас этот «маленький ничтожный предмет», то он отвечал: «Да вглядитесь хорошенько, и вы поймете, что я не мог оставить изображение такой редкой красавицы в добычу огню!»
Унаследовала ее красоту и дочь — мать Натальи Николаевны. Когда дочь подросла, Загряжские переехали в Петербург, чтобы вывозить девочку и ее сестер. В Петербурге у них была покровительница — тетка Наталья Кирилловна Загряжская, урожденная графиня Разумовская, кавалерственная дама, пользовавшаяся значительным весом в придворных кругах «благодаря своему уму, сильному характеру и живости своего нрава, отзывчивого на все явления жизни».
Наталья Ивановна, мать Таши, как и ее сестры, была принята во фрейлины к императрице Елизавете Алексеевне, жене Александра I. С ранней юности она отличалась красотой, но те, кто помнил Ульрику, говорили, что хоть Наталья Ивановна и хороша собой, но сравниться с ней не может.
При дворе в нее влюбился кавалергард А. Я. Охотников (опять эти кавалергарды!), фаворит императрицы, от которого у императрицы была дочь. Но через год он был убит, когда выходил из театра, якобы человеком великого князя. И тогда — возможно, чтобы замять эту историю, — Наталью Ивановну спешно выдали замуж за Николая Афанасьевича Гончарова, сына владельца Полотняных заводов, прекрасно образованного и красавца собою. На венчании присутствовала вся императорская фамилия: император Александр I, императрица, вдовствующая императрица-мать, великие князья и княжны. Что-то было не то в этой свадьбе — посаженными родителями были высочайшие вельможи.
Такова родословная линия красоты Натальи Николаевны.
Молчаливость и сдержанность Пушкиной в обществе можно объяснить и свойствами ее натуры, и северным ее происхождением. Но вот что сама Наталья Николаевна писала через много лет после гибели Пушкина о своей сдержанности: «...Несмотря на то что я окружена заботами и привязанностью всей моей семьи, иногда такая тоска охватывает меня, что я чувствую потребность в молитве... Тогда я снова обретаю душевное спокойствие, которое часто раньше принимали за холодность и в ней меня упрекали. Что поделаешь? У сердца есть своя стыдливость. Позволить читать свои чувства мне кажется профанацией. Только Бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца».
Мне кажется, это письмо должны прежде всего помнить те пушкинисты и непушкинисты, кто пишут о Наталье Николаевне и уже многие лета анафемствуют ее красоте и поведению. Вопреки самому поэту, поразительно сумевшему оценить и раскрыть это необыкновенное сердце, Наталья Николаевна не оставила нам своих писем к Пушкину (хотя письма ко второму мужу и к родственникам сохранились), не оставила, будто знала, что ключ от ее сердца будут искать все. Она не хотела, чтобы ее чувства читали, справедливо называя это профанацией, не желала, чтобы вмешивались в столь оберегаемый ею мир первого брака с первым поэтом России.