Согласно учению Платона, душа, обреченная на блуждание во тьме, то есть в оболочке телесного, в сфере чувственных иллюзий, в определенный момент вырывается из темницы и устремляется в совершенно иные измерения и пространства. Как же описывает Платон странствия души до ее заключения в темницу тела? В трактате «Федр» душа представлена в образах двух крылатых лошадей, запряженных в одну упряжку. Одна, белая, стремящаяся к славе, величию, добру, символизирует наши благородные устремления, жажду красоты и совершенства.
Другая лошадь темная, уродливая: у нее короткая шея, налитые кровью глаза, спутанная грива. Она склонна к буйству и с трудом повинуется узде. Это наши низменные инстинкты, порождающие зло и несправедливость.
Есть у этой символической пары и возница, который олицетворяет лучшее в человеке – разум, управляющий двумя крылатыми существами. Следуя за божественными устремлениями, мы можем вознестись к небесным сферам, Абсолюту, где царствуют вечные идеи, красота и справедливость.
Большинство человеческих душ лишь на короткий миг способно заметить подлинную мудрость. Под тяжестью земных материальных сил они постоянно теряют крылья и падают вниз. Но если вспомнить о том, где, в каких высотах находилась ранее душа, то можно снова подняться на вершину собственного величия.
Платон представляет нам земную жизнь как место изгнания, переходное состояние, а смерть как дверь в сферы искупления и возмездия. Вместе с орфиками и пифагорейцами он провозглашает бессмертие души.
Бессмертие души было наиболее вдохновенной темой его рассуждений о мистицизме и важнейшим новаторским принципом платоновской веры по отношению к предшествующей эллинской традиции. Из этой темы вырастает главная ветвь платоновского творчества – учение об идеях. В несколько упрощенном виде оно выглядит так: во всем, что нас окружает, можно найти известное сходство. Идеи такого сходства присутствуют не вне, а внутри человека, что помогает ему образовать суждения. Как, смотря на дерево, мы вспоминаем о других деревьях, так, видя два предмета, мы вспоминаем об идее сходства. Она возникает в нас, как воспоминания, не связанные с чувственным опытом.
На таких идеях покоится все познание, из них состоит и такая наука, как математика. Плохим геометром оказался бы тот, кто вносил бы в математические отношения чувственные восприятия, то есть только то, что можно увидеть или пощупать руками. Следовательно, мы обладаем идеями, исходящими не от изменчивой природы, а от духа. Они несут в себе печать вечной истины.
С особой яркостью отразились мистические воззрения Платона в его трактате «Тимей» – важнейшем сочинении для понимания платоновской космологии. В нем изображена драма возникновения мира. Знакомясь с ней, человек приходит к первоначальной силе, благодаря которой возникает бытие: «Трудно найти создателя и отца этой Вселенной. Но и найдя его, невозможно выразиться на языке, понятном для всех».
Платон знал, что подразумевается под этой невозможностью. Он имел в виду идею Бога. Творец не присутствует в чувственно постигаемом. Благодаря чувствам мы можем видеть одну природу. Только тот может приблизиться к Богу, кто пробудит в себе божественное. Познание и есть воскресение, освобождение Бога.
Приобщившись некогда к мудрости великих народов, Платон вырос в глазах современников и как наставник молодежи, и как личность. Он отказался от сократовской иронии и обычая бродить по улицам и базарам, затевая разговоры с первым встречным, а с другой стороны, он не принял и важной надменности пифагорейцев с их строгими правилами не допускать к себе посторонних. Общительность и доброжелательность сократовского ученика были так притягательны, что в его Академию приходили не только мужчины, но и женщины, переодевшиеся в мужское платье. С тех давних пор академические занятия превратились в наилучший способ овладения как науками, так и искусством.
Занятия Платона в Академии дважды прерывались его поездками по Сицилии. Стремясь привнести мудрое начало в политику, 60-летний философ не раз предпринимал попытки реформировать государственную власть с помощью философии. Так было, например, в Сиракузах, где правили тираны: сначала Дионисий-старший, затем Дионисий-младший. Но из этих попыток ничего не получилось. Платон убедился, что власть, особенно тираническая, всегда останется глухой не только к философии, но и к голосу разума. Печальный опыт не прошел даром для Платона. Устав от политических интриг, он, по словам философа Диогена Лаэртского, «более делами государственными не занимался, хотя из сочинений его видно, что он был государственным человеком».