В 1997 году на международной книжной ярмарке во Франкфурте-на-Майне вызвала сенсацию новая биография Гёте «Die Liebdosungen des Tigers» («Любовные связи Тигра»). Отличие этой биографии от всех написанных за последние два века — в том, что она насквозь эротическая. В ней «роскошь бытия» и наслаждения расширены за все мыслимые пределы. Автор этой книги Карл Хуго Пруйс считает, что Гёте был невероятным донжуаном, за что получил от своих друзей прозвище Тигр. До этой книги считалось, что платонический опыт любви у Гёте преобладал над плотским, сексуальным. Пруйс доказывает совершенно обратное. Мало того, утверждает, что Гёте был не чужд и гомосексуальности.
Книга «Любовные связи Тигра» произвела эффект разорвавшейся бомбы. На книжной ярмарке появились надписи: «Goethe auche?!» — «И Гёте тоже?!»
Что получается? Потомки готовы содрать последние одеяния с великих людей, со своих былых кумиров и идолов и показать их в самом неприглядном виде, со всеми пороками и язвами. Это относится не только к Гёте, но и к нашему обожаемому Пушкину. Сегодня ни одно биографическое описание не обходится без эротики. Без нее пресно и скучно читать. Время требует сильных наркотических грез. «Я б хотел забыться и заснуть!..» Кто это сказал? Лермонтов. Не суть важно. Наверное, что-нибудь подобное есть и у Гёте.
Своеобразным продолжением «Любовных связей Тигра» служит публикация в «Независимой газете» от 28 ноября 2000 года. Статья посвящена легенде о русских потомках Гёте в Кирове, т. е. Вятке, и называется она «Великое родство».
Суть такова. Молодой Гёте в начале своей карьеры в Веймаре, как мы уже отмечали выше, увлекся Шарлоттой фон Штейн, которая была (или оставалась долгое время) холодной и недоступной. Гёте писал ей: «…Я не успокоюсь, покуда вы… не постараетесь на будущее изменить свои сестринские помыслы, недоступные для других чувств…»
Пожар страсти надо было как-то тушить, и Гёте обратил внимание на очаровательную Генриетту, жену некоего камер-ревизора Трейтера. Сохранилась в Вятке (как она туда попала, об этом чуть позже) визитная карточка:
«Госпожа супруга камер-ревизора Трейтера почтительнейше приглашается на воскресенье 22 октября к чаю и ужину. Гёте».
В августе 1781 года камер-ревизор Трейтер находился на седьмом небе: родился наследник. Со временем выяснилось, что сын Иоганн (его назвали Иоганном — уж не в честь ли Иоганна Вольфганга Гёте?) удивительным образом похож на веймарского чиновника и поэта Гёте. Какие страсти разыгрались по этому поводу в доме Трейтера, нам неведомо, но факт остается фактом: сын Иоганн (по всей вероятности, сын Гёте и Генриетты Трейтер) неисповедимыми путями попал в… да, вы догадались куда, в Россию. Он оказался в Петербурге, был крещен и стал называться Василием Васильевичем Трейтером.
В Петербурге он женился на баронессе Елене фон Цеймерн, потом еще трижды обзаводился женами (увы, все они по разным причинам покидали белый свет), и в итоге на руках Василия Васильевича Трейтера оказалось девять его детей. Девять внуков и внучек великого Гёте!
Небезынтересно то, что все потомки Гёте-Трейтеров были одаренными людьми и успешно трудились в различных областях: в музыке, медицине, педагогике, науке. Кстати, среди нынешних потомков следует упомянуть композитора Андрея Петрова и академика Евгения Велихова — в них течет пусть маленькая, но все же доля заповедной немецкой крови. И как жаль, что об этом я узнал тогда, когда моя книга «5-й пункт, или Коктейль „Россия“» уже была написана и вышла из печати.
Праправнучка Гёте Елена Павловна Столбова долгие годы преподавала в Вятском политехническом институте. Вышла на пенсию и бережно хранит семейные реликвии, передаваемые по наследству. Среди них и визитная карточка-приглашение Гёте, и вышитый бисером бумажник с портретами немецкого гения и его мимолетной любовницы Генриетты Трейтер, и портрет самого Гёте. Портрет Иоганна Вольфганга хранится под стеклом в старом буфете. И если перевести взгляд с портрета на хозяйку квартиры Екатерину Павловну, то, как отмечал корреспондент «Независимой газеты», можно вздрогнуть: одно и то же лицо.
Так что Гёте судьба щедро оделила дарами, даже родственниками в России.
Нам, далеким его потомкам и читателям, в конце концов не столь уж важно, каким был великий олимпиец в частной жизни, по ком он вздыхал и кого любил (хотя, конечно, это тоже интересно, что уж тут лукавить), главное — творчество Гёте. В 1832 году, откликаясь на его смерть, Евгений Баратынский сказал о нем: