Разбирательство дела Верреса началось на форуме при огромном стечении народа. Подсудимый явился в сопровождении своих знатных покровителей и держался самоуверенно и нагло. Когда огласили содержание документов и свидетельские показания, искусно подобранные Цицероном, то открылись все возмутительные факты насилия, вымогательства и прямого грабежа. Народ пришел в неистовство. Когда один из свидетелей рассказывал, как Веррес приказал распять на кресте римского гражданина, который кричал: «Я-римский гражданин», толпа чуть не растерзала обвиняемого. Римский гражданин по закону не подлежал позорной и мучительной казни — распятию на кресте. Таким образом, дело Верреса превратилось в судебный процесс не только над всеми насилиями и беззакониями, творившимися при сулланском режиме, но и над партией оптиматов. Видя, что народ не позволит судьям вынести оправдательный приговор и дело его проиграно, Веррес добровольно удалился в изгнание.
Выступлением против Верреса Цицерон завоевал расположение народа и вскоре был избран претором (судьей). Пребывая на этой должности, он честно и беспристрастно выполнял свои обязанности.
Против знатного человека возбудили дело за хищения. Судьей по его делу был Цицерон. Подсудимый, полагаясь на близкое знакомство со знаменитым оратором и на поддержку влиятельных друзей, ушел домой, не дождавшись результата голосования. По дороге ему сообщили, что судьи под председательством Цицерона вынесли ему суровый приговор. Такова была беспристрастность Цицерона.
Во время своего преторства Цицерон произнес первую политическую речь в поддержку закона о назначении Помпея главнокомандующим в войне с царем Митридатом. Выступление имело блестящий успех, и Помпей был назначен главнокомандующим. Постепенно Цицерон стал все более склоняться на сторону оптиматов, понимая, что его дальнейшая политическая карьера зависит от их поддержки.
Консульство Цицерона совпало с раскрытием знаменитого заговора Катилины. Катилина был разорившимся аристократом, сподвижником Суллы. Он домогался должности консула, но не был избран. Тогда Сергий Катилина выставил заманчивый лозунг, призывавший к уничтожению долговых обязательств. Лозунг пришелся по вкусу римской бедноте, разорившейся знати, ветеранам Суллы и всем, кто был недоволен существовавшими порядками. Опасность беспорядков заставила объединиться всадников и сенаторов-оптиматов, и они добились избрания в консулы Цицерона, считая его самым подходящим человеком для защиты их интересов. Новый консул постарался оправдать доверие выборщиков.
Прежде всего он подкупил своего товарища по консульству, который сочувствовал Катилине. Затем Цицерон приставил к Катилине шпиона, через которого узнавал о всех намерениях заговорщиков; в различных пунктах города были расставлены караулы и разосланы доверенные лица для наблюдения за всем происходящим.
Между тем Катилина действовал энергично, собирая по Италии вооруженные отряды своих приверженцев. В Риме он поручил своим сторонникам убить Цицерона. Однако тот был своевременно предупрежден, заговорщики схвачены и казнены без суда. Сам Катилина отправился в Этрурию, где ему удалось сформировать армию из ветеранов Суллы. Спустя некоторое время глава заговора был разбит наголову превосходящими силами консула Антония и пал в бою. Так была пресечена попытка совершить в Риме переворот.
Заслуги Цицерона при ликвидации заговора Катилины были оценены оптиматами и всадниками. Человека, которого они еще недавно презрительно называли «выскочкой» («гомо новус»), осыпали неумеренными похвалами и даже поднесли ему почетный титул «отца отечества». Сын захудалого провинциального всадника сделался вождем сената!
До некоторых пор Цицерон внешне оставался скромным человеком, который, казалось, не стремился ни к власти, ни к роскоши. Он заботился больше всего о своей литературной славе. В душе, однако, Цицерон всегда лелеял мечту стать государственным деятелем. И вот его мечта сбылась! Опьяненный чрезмерным потоком лести, Цицерон окончательно уверовал в то, что он великий политический деятель — спаситель отечества. Но вместо того чтобы энергично вмешаться в борьбу партий, став окончательно на сторону оптиматов или народа, он бездействовал. Марк Туллий занял половинчатую, колеблющуюся позицию. Где бы он теперь ни говорил — в сенате, в суде или в Народном Собрании, — все должны были слушать бесконечные разглагольствования о Катилине и о его, Цицерона, роли при подавлении заговора. Эта слабость великого оратора стала вызывать насмешки.