В те зимние месяцы Гоголь был занят в Неаполе и еще одним важным для себя делом – подготовкой к давно вынашиваемой им поездке на Восток – в Палестину, к «святым местам». Для реализации своих планов он очень надеялся на поддержку самого российского императора, к которому относился с большим пиететом. (Эти настроения особенно усилились после пребывании Николая I в Риме в начале 1846 г., когда Гоголь несколько раз тайком наблюдал за передвижениями царя и, как он сам выражался в письмах А. О. Смирновой, «любовался им издали и не представлялся к нему потому, что стало стыдно и совестно, не сделавши почти ничего еще доброго и достойного благоволения, напоминать о своем существовании…»)
В начале декабря 1846 г. Гоголь составил в Неаполе письмо на имя Николая I с всеподданнейшей просьбой о выдаче «специального дипломатического паспорта»:
«Всемилостивейший государь! Не вознегодуйте, что дерзаю возмущать маловременный отдых Ваш от многотрудных дел – моей, может быть неуместной, просьбой. Еще более года суждено мне не видать моего отечества: для укрепленья моего в едва начинающемся поправляться здоровье моем потребен мне климат юга; для укрепленья же моего здравия душевного, еще более мне нужного, чем телесное, потребно мне путешествие по святым местам, составлявшее издавна живейшее желание мое. Я осмеливаюсь просить Ваше Императорское Величество о высочайшем повелении Вашем выдать мне паспорт на полтора года, особенный и чрезвычайный, в котором бы великим именем Вашим склонялись все власти и начальства Востока к оказанию мне покровительства во всех тех местах, где буду проходить я. Государь! Знаю, что осмеливаться Вас беспокоить подобной просьбой может только один именитый, заслуженный гражданин Вашего государства, а я – ничто: дворянин, незаметнейший из ряду незаметных, чиновник, начавший было служить Вам и оставшийся поныне в 8-м классе, писатель, едва означивший свое имя кое-какими незрелыми произведениями. Но не я причиной ничтожности моей: десять лет тяжких недугов отрывали меня от тех трудов, к которым я порывался; десять лет тяжких внутренних страданий душевных лишили меня возможности подвизаться на полезных поприщах пред Вами. Но не пропали эти годы: великой милостью Бога устроено было так, чтобы совершалось в это время мое внутреннее воспитание, без которого не принесла бы пользу отечеству моя наиревностнейшая служба; великой милостью Бога вложены в меня некоторые необщие другим способности, которых не следовало мне выказывать, покуда не вызреют они во мне и не воспитаются, и которыми по возвращении моем из святой земли я сослужу Вам службу так же верно и честно, как умели служить истинно русские духом и сердцем. Тайный, твердый голос говорит мне, что не останусь я в долгу перед Вами, мой царственный благодетель, великодушный спаситель уже было погибавших дней моих! Двойными узами законного благоговения и вечной признательности сердца связанный с Вами, вечно верноподданный Вам Николай Гоголь».
В ответ на свою просьбу Гоголь вскоре получил письмо от министра двора, графа В. Ф. Адлерберга:
«Государь император изволил прочитать с особым благоволением всеподданнейшее письмо Ваше о выдаче Вам паспорта для путешествия по святым местам. Его величество высочайше повелеть мне соизволил: уведомить Вас, милостивый государь, что таковых чрезвычайных паспортов, какого Вы просите, у нас никогда и никому не выдавалось, но что, искренно желая содействовать Вам в благом Вашем намерении, государь император приказал министру иностранных дел снабдить Вас беспошлинным паспортом на полтора года для свободного путешествия к святым местам и, вместе с сим, сообщить посольству нашему в Константинополе и всем консулам нашим в турецких владениях, Египте, Малой Азии, что государю императору угодно, дабы Вам было оказываемо с их стороны всевозможное покровительство и попечение, и независимо от сих сообщений означенным лицам доставить Вам рекомендательные к ним же письма от него, графа Нессельроде ‹министра иностранных дел›».
Между тем новые приступы болезни, разочаровывающие известия из России о многочисленных протестах против «нового Гоголя», которого даже друзья обвиняли в «литературном отступничестве» и «мистицизме», заставили Гоголя отложить еще на год поездку на Восток. В мае 1847 г. он через Рим, Флоренцию, Геную и Марсель приехал в Париж; потом снова лечился холодными водами под Франкфуртом и в Остенде.