— Ты бы поменьше беспокоился о своем брате и побольше думал о себе, — добавляет он. — Потому что в первую очередь нас волнуешь именно ты. Опять увольнение, Джей. Ты потерял еще одну работу! Теоретически, когда бегуны стоят на старте, победить может любой из них, — продолжает он уже в более сдержанной манере. — Думаю, ты представляешь себе это именно так. Но на самом деле ситуация изменилась. Из стартового пистолета уже выстрелили. И это произошло довольно давно. Все уже бегут. Я вот смотрю на твоих друзей — Марка, Кейт, а теперь и Джемму. Пора бы и тебе включиться в этот забег. Хорошее место работы не свалится тебе на голову просто так. Надо пробиться, как в свое время это сделал я. Так поступают все. Потому что так устроен этот мир. Ты думаешь, мне нравилось бегать за младшими продюсерами? Но человек должен с чего-то начинать. Ты что, собираешься оставаться безработным и жить в ночлежках? Тогда, боюсь, тебя ждет очень печальный конец. Я уже видел, как это происходит. Сделай первый шаг. Но этот шаг должен быть сделан в правильном направлении. Уже не говоря обо всем остальном, не могу же я тебя содержать! Это просто несправедливо. Если бы твоя мать была жива… Ну ладно, мы оба знаем, что бы она сказала по этому поводу.
Упоминание мамы в этом контексте снова выводит меня из себя.
— Мама знала, что я собираюсь стать писателем, и я им стану! — кричу я. — И она считала, что я должен держаться, пока не добьюсь своего.
— А вот это неправда. Хватит, Джей. Я не хочу, чтобы ты всуе поминал свою мать. Она хотела того же, что и я… чтобы тебе было лучше.
— Для меня лучше всего будет, если ты оставишь меня в покое, — говорю я. — И знаешь, что мне еще говорила мама? Она говорила: «Если папа будет мешать тебе смотреть телевизор, просто пошли его подальше». — Я тут же жалею о том, что сказал это. Но он меня уже достал своими придирками, и я не хочу, чтобы он снова напоминал мне, что его рост составляет всего лишь пять футов два дюйма. Лично мне неприятно, когда мне постоянно напоминают, что мой отец — карлик.
— Что ты сказал? — переспрашивает он, вылезая из кресла и нависая надо мной.
— Ничего, — отвечаю я, выгибая шею и пытаясь продолжать смотреть телевизор. Я надеюсь, что моя невозмутимость способна убедить его в том, что он ослышался.
— Либо в течение двух недель ты устраиваешься на работу, либо, — и со слезами на глазах он указывает пальцем на сад, — ты выметаешься вон из дома. Ты меня слышал? Ты. Будешь. Выгнан. Из. Дома.
Он выходит на кухню и тут же возвращается с еще более угрожающим видом.
— Завтра у нас обедает Дэвид Димблби, так что, надеюсь, ты приведешь свою комнату в порядок. Под порядком я не имею в виду заталкивание своих вещей под кровать.
— А что, Дэвид Димблби будет под нее заглядывать? — интересуюсь я.
Добравшись до Джеммы, я начинаю изображать из себя жалкого и бездомного бродягу. Опережая события, я сообщаю ее родителям, что меня уже выгнали из дома. Мама Джеммы заваривает мне чай, и я, вцепившись обеими руками в кружку, произношу, уставившись в пространство:
— Думаю, мне удастся устроиться в ночлежку. Надеюсь, у них найдется свободная кровать.
В результате мама Джеммы пускает меня на ночь в свободную комнату.
Белую мышь, которая будет жить у меня в кармане, я назову Обнимашкой. Я научу ее карабкаться по моей шее и буду честно ей рассказывать о том, что происходит и где нам предстоит ночевать. И я никогда ее не раздавлю, даже надравшись до полубеспамятства.
23 ноября: Самое страшное — это наблюдать за папой, когда мама рассказывает ему, как готовить куриное карри и другие блюда. Сегодня она объясняла ему, как пользоваться плитой и микроволновкой. Это просто жуткое зрелище. «Нет-нет-нет, генератор сигнала начинает работать только после нажатия красной кнопки, и он относится только к духовке».
Мама объясняет так педантично, и все это так красноречиво свидетельствует о неизбежности смерти, что мне становится худо. Это как розы, которые мама сажает в саду, когда прилично себя чувствует. Они зацветут не раньше июля, а к этому времени, ее, скорее всего, уже не будет в живых.
Как это ни странно, но в данный момент меня волнует не столько мама, сколько папа. Точно так же как во время несчастного случая в Данблейне директор школы обходил тела и отмечал живых и нуждающихся в помощи красным фломастером, я чувствую, что приоритет должен быть отдан ему. Но вся беда в том, что он тут же отстраняется от любой проявляемой по отношению к нему заботы или переводит разговор на конкретные проблемы, чтобы не показать своей слабости.