Пауза.
— Твой отец прав, Джей. Тебе пора повзрослеть.
— В этом-то и беда, Джем, что я уже повзрослел. Мне этого совершенно не хотелось, но тем не менее это факт. Я вижу, что меня ждет, и мне становится страшно. Безмозглое существование в фирме телерекламы, когда пределом мечтаний является хороший фильм после программы новостей. Мне этого мало, Джем. Я хочу сделать что-то действительно важное.
— Просто найди себе хорошую работу, Джей. И забудь ты об этих «Тамильских Тиграх». Забудь о глинобитных хижинах. Самое важное, что ты можешь сделать, это найти себе хорошую работу.
От Джеммы я направляюсь к Шону. Весь их дом забит ящиками и коробками. Они уезжают через несколько дней.
— Спасибо за помощь, — говорит миссис Ф. — Он у себя.
Я спрашиваю у Шона, был ли он еще раз у врача. Шон говорит, что нет, но его направили к какому-то доктору в Дамфрисе, которого он должен посетить через пару недель.
— Значит, ты уже точно уезжаешь в Шотландию? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Неужели ты даже не подал заявку на трудоустройство? — спрашиваю я. Я хоть заявки подаю. Меня раздражает то, что Шон так легко сдался. Из-за его лени я скоро останусь без друзей. Он отвечает, что у него нет времени на то, чтобы работать. В «Британнике» он добрался уже до буквы «И», но не обольщается, потому что самые крупные разделы: на «М», «П», «С» и «Т» — еще впереди.
В какой-то момент мы оба умолкаем и вспоминаем о том, что произошло у врача. Но ни он, ни я не хотим снова к этому возвращаться.
— Шон, а почему бы тебе не сдать экзамены, не найти работу и не остаться здесь? — спрашиваю я. — Я серьезно, без дураков, почему бы не заняться чем-нибудь полезным вместо того, чтобы читать про этих дурацких жужелиц? Постарайся, возьми себя в руки. Почему мы оба смирились с тем, что у нас ничего не получается?
Шон смотрит на меня с изумленным видом и спрашивает, какие у меня проблемы. Меня это окончательно выводит из себя. Он ведет себя так, словно у меня проблемы серьезнее, чем у него.
— Знаешь, это не смешно, — говорю я. — Ты превращаешься в настоящего неудачника, Шон.
— А ты нет? — спрашивает он, не отрываясь от монитора, и начинает хихикать, словно это очень смешно, что мы оказались с ним в одной лодке, хотя на самом деле это не так. Его лодка уже идет ко дну, а моя все-таки еще держится на плаву. — Самое главное в электрическом угре то… — начинает он своим профессорским тоном.
Иногда я начинаю его ненавидеть.
— А почему ты не хочешь переехать к нам?
— Отличительное чертой жужелиц является то… — продолжает Шон.
Я наклоняюсь вперед и закрываю рукой экран монитора.
— Папа не будет возражать, Шон. — Я дожидаюсь, когда он меня услышит, и убираю руку. — Я уже говорил тебе. Это я не хотел с тобой жить, чтобы не брать на себя ответственность. И дело не в том, что ты гей. Ты сумасшедший, а это гораздо хуже.
Шон с такой страстью нажимает на кнопку мыши, что чуть ее не ломает.
— К тому же, возможно, я сам стал неудачником только из-за того, что слишком много времени вожусь с тобой, — добавляю я. — Такая мысль не приходила тебе в голову? Возможно, если бы ты взял себя в руки и перестал быть таким идиотом, моя жизнь тоже наладилась бы. Мне осточертело тебя обихаживать и выслушивать весь этот бред о том, что работу должны выполнять роботы.
— Обихаживать меня? — с изумлением переспрашивает Шон. — Это же ты постоянно твердишь о своих долбаных роботах!
Голос у него срывается, но я уже не могу остановиться. Я уже даже не смотрю на него, а пялюсь в маленькое зеркальце, висящее над его головой, и кричу сам на себя:
— И прекрати сплетничать о Джемме за ее спиной! Я знаю, ты говоришь, что она меня бросит, когда уедет в Шеффилд!
Шон заявляет, что ничего подобного он не говорил. И тут в комнату входит его мать с коробкой под мышкой. Она спрашивает, из-за чего сыр-бор, и Шон объясняет, что все из-за того, что Джея в очередной раз выгнали с работы.
Когда миссис Ф. выходит, я тоже встаю.
— Сдай экзамены, бездельник, и прекрати оправдывать себя, изображая гея, — говорю я.
— Да, ты прав, Джей, — отвечает Шон и, щелкнув по мыши, вновь возвращается к статье о жужелицах, — я это сделаю в тот же день, когда ты перестанешь оправдывать все свои поступки смертью мамы.
11 часов вечера.
У меня в голове творится что-то очень странное. Я даже не могу определить это словами. Как будто череп наполнен супом, который плещется из стороны в сторону, когда я наклоняю голову, или мыльной водой, в которой тонут все мои мысли. Большую часть времени это такой жиденький бульончик с овощами, но иногда, например сегодня, он приобретает консистенцию домашнего супа-пюре. Я как-то слегка не в себе. В животе тоже странные ощущения, словно там какая-то огромная сжатая пружина, которая в любой момент может распрямиться. А распрямившись, она может подтолкнуть меня на абсолютно безумные поступки. Если мне хватит бензина, я доеду до деда и спрыгну с Прибрежной Головы. Я чувствую, как меня прямо-таки подмывает это сделать. И не потому что я хочу умереть, просто мне нужна какая-то встряска, чтобы увидеть перспективу.