Берни говорит, что я не общительный, так как не участвую в ролевых играх. Он считает, что я «рефлексирующий наблюдатель». Под занавес я довольно здорово надираюсь и сообщаю, что наврал Хендерсону во время собеседования и на самом деле с пяти из семи предыдущих мест работы меня уволили.
— Серьезно? И ты не написал об этом в своем резюме? — спрашивает Берни.
Я пытаюсь поговорить и с Сэм, но она может беседовать только на две темы — о работе и салатах — «Не пойми меня превратно, Берни, — я ем и говядину с горчицей, но иногда хочется просто салатик. А ты любишь салатики?». Через некоторое время общение с ней становится невыносимым, и поэтому, когда, совершенствуясь в усвоенной методике, она начинает выяснять у меня, чем я занимался прошлым вечером, я говорю, что мне было так тошно, что я чуть не перерезал себе горло.
Сэм принимает это за шутку.
— А почему вдруг у тебя возникло желание перерезать себе горло? — спрашивает она.
— Потому что я работаю с кретинами, которых интересуют одни сэндвичи, — отвечаю я, и она разражается диким хохотом.
— А что еще вызывает у тебя желание перерезать себе горло?
— Общение с тупыми толстозадыми девицами, которые не в меру пользуются косметикой и не отличают шуток от того, что говорится всерьез.
— Прости, это ты обо мне?
Дома меня уже ждет папа. Его вид не сулит ничего хорошего. Я предполагаю, что это вызвано тем, что я обещал ему помочь с фруктовым салатом и слишком поздно пришел. Я начинаю извиняться, но он меня перебивает.
— Наплевать на салат, — говорит он. — А вот что тебе известно об этом? — И он кладет передо мной счет за телефон с указанными в нем номерами. Я встаю и отхожу к холодильнику. — И не смей уходить, когда я задаю тебе вопрос! — кричит он. Я достаю из морозилки кубики льда. — Я жду объяснений. Раз, два, три, четыре, — он размахивает счетом, — пять, шесть, семь, восемь звонков после одиннадцати часов вечера, сделанных в январе через код ноль один семь один. Три в феврале. Семь в марте. Пять в апреле. Я никуда не звонил, и уж тем более этого не делал Чарли!
Я обливаю форму со льдом горячей водой, запихиваю самый большой кубик в рот и начинаю его сосать.
— Ну, ты закончил? — с саркастическим видом складывая на груди руки, интересуется он. Я продолжаю сосать кубик, чтобы придать себе безразличный вид. Не могу сказать, чтобы меня все это не трогало, но надо хотя бы внешне сохранять безразличие. Я думаю о Джемме и о выкапывании колодцев в Судане. Совершенно необязательно завербовываться в Общество гуманитарной помощи, мы с Джеммой можем поехать туда сами по себе и независимо копать колодцы.
— Ты опять брал мою телефонную книгу? — спрашивает папа, хватая меня за плечо и разворачивая лицом к себе. Слово «брал» он произносит особенно ядовито, потому что на самом деле он хочет сказать «крал».
— Нифефо я не фнаю, — произношу я. Из-за кубика льда во рту это получается у меня не слишком отчетливо.
— Что? — переспрашивает он.
— Я не фнаю, о фём фы хофоиф.
— Выплюни немедленно! — говорит он. — И надеюсь, на этот раз ты не забудешь налить в форму воды. Мне надоело за тобой бегать. Мне надо написать отчет и подготовиться к вечеру. — Он довольно крепко берет меня одной рукой за затылок, а ладонь другой подставляет мне под подбородок, чтобы я выплюнул в нее лед. Я плюю, но у меня это получается несколько сильнее, чем требуется. Кубик перелетает через его руку и шлепается на клавиатуру ноутбука, который стоит открытым на кухонном столе.
— О боже мой! — вскрикивает он, вероятно полагая, что я это сделал специально. — Что ты стоишь! Убери это скорей! Выкини в раковину, пока у меня все не погибло! У меня ушло на это два часа!
Чем больше я думаю о поездке, тем больше мне нравится эта идея. В Судане у нас с Джеммой не будет никаких проблем. Там ничто не будет нам мешать. Судан станет нашим необитаемым островом.
Я беру то, что осталось от кубика, и выбрасываю в раковину. Папа тем временем включает и выключает ноутбук, бормоча под нос, что я погубил предыдущий и, судя по всему, угробил и этот. По-моему, он даже хочет, чтобы ноутбук сломался, тогда у него будет повод обрушиться на меня с еще большей силой.
Но мне уже на все наплевать. Может превращать мою комнату в свой кабинет, если ему так надо. Может сжечь ее или сдать людоедам. Меня все равно уже здесь не будет. Я уезжаю в Судан. Мы с Джеммой уезжаем в Судан.
— Я звонил Полу Дэниелсу, — говорю я. Я хочу вывести его из себя. Я хочу, чтобы он вышвырнул меня из дома.