Муар отвез ее в Москву, но замуж за себя не звал, хотя купил ей два платья, туфли и обещался купить пальто, а также еще обещался устроить на хорошую работу, хотя бы даже в театр. А театры в Москве замечательные...
— Все басни рассказываете? — засмеялся в дверях кто-то, кого не сразу рассмотрела в сгустившихся сумерках Нонна Павловна. Только когда заскрипел протез, она узнала инвалида Бурькова. — Басни мы сами умеем рассказывать, — зашагал он, постукивая, к окну. — А я гляжу, все хозяева скрылись. А обещали патефон завести, «Одинокую гармонь».
— Ах ты, батюшки, что же это такое? — встревожилась Даша. — Ведь действительно — гости... Филимон, что же ты?
— Сейчас заведем патефон, — откликнулся муж. — Сейчас заведем. Я пластинку искал...
Патефон наконец запел, но сестры не ушли от окна.
— Что же дальше-то было? — чуть задрожала от нетерпения Даша. — Ты все рассказывай, ничего не пропускай!
— Короче говоря, имела я неприятности от этого Муара. Спасибо, женщины научили. А то осталась бы я с ребенком на руках, — вздохнула Нонна Павловна и задумалась.
И Даша задумалась. Потом обняла сестру, прижалась к ней и почему-то шепотом сказала:
— А может, Настенька, это и к лучшему было бы? Он вырос бы. Ему сейчас бы как не под двадцать годков сровнялось.
— Кому это? — вздрогнула Нонна Павловна.
— Ну, тому ребеночку, которого ты... извела, что ли?
— Да зачем бы он нужен мне был? — вдруг ожесточилась Нонна Павловна. — Муар и не собирался жениться...
— Все равно, — сказала Даша, — все равно ребеночек был бы твой. Все-таки свое дитя ближе всего к сердцу!
— Да к чему это теперь вспоминать! — махнула рукой Нонна Павловна и опять задумалась.
— Ну, а дальше-то, дальше-то ты как жила?
— Дальше? — повторила Нонна Павловна и неожиданно улыбнулась. — Дальше уж я жила получите. Умнее сделалась.
Она работала билетером в кинотеатре, кондуктором в трамвае, кассиршей в парикмахерской, даже воспитательницей работала в детском саду...
— А в войну-то, — допытывалась сестра, — в войну-то ты где находилась?
— В войну? В войну я эвакуировалась. Город есть такой в Средней Азии — Самарканд. Я туда от завода приехала, с детским садом.
— Вот как! — почему-то удивилась Даша. — Говорят, слишком жарко там. Пески...
— Пески — это ерунда, — отмахнулась Нонна Павловна. — Да я и недолго там жила. Как бомбежки прекратились, я сейчас же вернулась в Москву...
— Опять с детским садом?
— Да на что он мне нужен был, детский сад! Я познакомилась с одним серьезным человеком. Он меня устроил в Москве в распределитель. Вот уж тут все было в моих руках…
Нонна Павловна с удовольствием рассказывала, как она жила в войну, как распределяла продукты, какие платья шила, какие люди водили с ней знакомство, как даже заискивали перед нею. Но этот рассказ, однако, не произвел сильного впечатления на Дашу.
— А я думала, ты в войну на фронте была, — сказала Даша. — Ты про самолеты сегодня рассказывала, я подумала : уж летчицей ли ты сама была? Ведь женщины-то теперь тоже летчицами бывают...
— Да зачем мне это? — опять отмахнулась Нонна Павловна. — Что, мне жизнь моя не дорога? Я про самолеты от знакомых знаю. У меня такие знакомства, что даже у другого генерала таких нету. Передо мной, простой девкой, в войну такие люди плясали в распределителе, что я даже сама удивлялась...
И она снова стала рассказывать про знакомых, каких она приобрела еще в войну в распределителе. И знаменитые артисты ей знакомы, и режиссеры. И ее самое уговаривали сниматься. Один кинорежиссер приглашал ее, исключительно за ее красоту, играть королеву в подводном царстве. А другой, напротив, звал на роль солдатской жены. Она очень хорошо снабжала этого режиссера. Он был очень доволен. Но вскоре посадили в тюрьму за разные дела заведующего распределителем, и в распределителе почти что всех продавцов переменили. Она кинулась было к этому режиссеру — солдатскую жену играть, но режиссер сделал вид, что даже не узнает ее. Да и картину почему-то снимать не стали...