Осведомленность кучера не только удивляла Перекресова, но и временами, должно быть, раздражала Сергея Варфоломеевича.
— Ты гляди, Григорий Назарыч, как бы у тебя жеребец не уснул, — кивнул на лошадь председатель. — Подстегни его, не жалей. А то мы с философией-то не скоро доедем.
Дорога в самом деле оказалась очень плохой, раскисшей — выбоины, бугры, глубокие лужи. Пролетку все время качало из стороны в сторону, и седоков забрызгивало липкой шоколадной жижей.
Сергей Варфоломеевич на каждом ухабе болезненно морщился, вздыхал и виновато взглядывал на Перекресова: вот, мол, в какую поездочку я вас втравил, или, вернее, вы меня втравили, уж не знаю теперь, кого винить.
Перекресов, однако, сидел невозмутимый. Только один раз он засмеялся.
— Поделом, видно, забрызгивает нас жижей, поделом! Давно бы надо было проехаться по этим местам!
— А я так считаю, — засмеялся и кучер, — что дела наши скоро повсеместно исправятся. Вот именно — повсеместно.
— Почему вы так считаете?
— Потому, — хитро прищурился кучер, — что раньше областные товарищи дальше «Авангарда» не ездили. Виктор Иваныч — я против него ничего не имею — в последний раз только до «Пламя революции» доезжал. Ну, правда, ничего не скажешь, «Пламя революции», а также «Авангард» богатейшие колхозы. И дороги туда исправные. А до Желтых Ручьев надо еще доехать...
— Едва ли сегодня доедем, — усомнился Сергей Варфоломеевич, издали поглядев на мост через Кудинку.
Буйная речонка Кудинка, обрамленная голыми прутьями кустарника, чешуйчато поблескивала под солнцем.
Бревенчатый мост, расшатанный тракторами, заметно дрожал в ее быстром течении. И у самого моста вода бурлила и пенилась с особой яростью: что-то препятствовало ей.
— Тут трактор свалился с моста, — показал кнутом кучер.
— Давно свалился? — спросил Перекресов не кучера, а Сергея Варфоломеевича.
Сергей Варфоломеевич пожал плечами.
— Вторые сутки он тут купается, — сказал кучер, глядя на яростный водоворот.
Проехать по мосту было невозможно, — в настиле не хватало многих досок.
— Н-да, — вздохнул председатель. — Вот видите. Хозяйство... — И первым стал вылезать из пролетки.
Он как бы рад был тому, что теперь и секретарь обкома увидит, какие тут трудные, сложные, просто расшатанные дела, как им всем тут трудно — всем районным руководителям. И в то же время Сергей Варфоломеевич сознавал, что секретарь обкома едва ли посочувствует, едва ли...
Однако теперь уже ясно, что они не проедут в Желтые Ручьи. Да там и нет ничего хорошего. И не может быть. Наверно, оттуда, из Желтых Ручьев, написали какую-то кляузу в обком, вот Перекресов и стремится туда.
У Сергея Варфоломеевича затекли ноги. Левая нога даже одеревенела, и он волочил ее, как протез. Перекресов участливо спросил:
— Это что же у вас, после ранения?
— Нет, — сконфузился Сергей Варфоломеевич. — Просто, как говорится, отсидел ногу. Это сейчас пройдет...
Перекресов внимательно оглядывал мост. И как бы между прочим сказал:
— А на войне вы не были?
— Нет, как же, был! — почти весело откликнулся Сергей Варфоломеевич. Правда, не на самой войне, а вроде как бы поблизости. Я всю войну на ВАДе прослужил. Это военно-автомобильные дороги. Сперва за Москвой находился, потом — за городом Калинином...
— Вы что же, специалист по дорогам?
— Нет, какой я специалист! Просто так случилось. У меня хорошая характеристика была и, кроме того, болела печень.
— А сейчас как печень?
— Ничего.
Перекресов как будто только и ждал этого успокоительного заявления о печени. Не раздумывая больше, он ступил на мост и, держась за шаткие перила, пошел по бревну на ту сторону.
Немного помедлив, за ним по тому же бревну направился и председатель. И кучер, привязав лошадь к телеграфному столбу, тоже последовал за ними. Только он не шел, а перепрыгивал с перекладины на перекладину. Поэтому он скорее вышел на другой берег и, поздоровавшись с рабочими, столпившимися на берегу, насмешливо спросил:
— Ну как, мужички, все еще чикаетесь?
— Чикаемся, Григорий Назарыч. Действительные слова, чикаемся, — обтер смятой кепкой вспотевший лоб пожилой рабочий. — Опять трос оборвали. Прямо как в детской сказке: «Ох, нелегкая эта работа — из болота тащить бегемота!» И ведь все из-за озорства. Он, говорят, пьяный был, этот Митька Осетров. Прямо судить бы надо за такие дела! И мост тоже, прости господи...
— Вот что, — сказал, поздоровавшись с рабочими, Перекресов. — У меня к вам просьба. Настелите, пожалуйста, хоть несколько досок, чтобы мы могли проехать.