— Как же ты поступишь? — волновалась Антонина Леонидовна.
— Как? Я без колебаний оставляю АХР. В последнее время в многолюдной и разрозненной ассоциации стало трудно работать, К тому же в ней слишком велик процент недобросовестных людей…
Тщательно взвешивая каждое слово, Греков взялся за ответное послание Котову. В нем он приветствовал решительный шаг товарищей. Завершил он свое обширное письмо весьма просветленно:
«…чувствую общий подъем, обещающий хорошую работу, которая даст нам удовлетворение и оправдает оказанное нам, художникам, внимание общества. Я тоже чувствую какое-то обновление и даже как будто начинаю лучше видеть краски!»
Вскоре и сам Греков отправился в Москву.
Неурядицы разом были забыты. Окрыленный Греков подписал один за другим два договора. Сроки сдачи диорам были чрезвычайно сжаты, но художник не терял веры в успех. В Новочеркасск полетела ликующая телеграмма. Через несколько дней в Москву приехала Антонина Леонидовна, доставившая «архив» — сотни этюдов прошлых лет, без которых нечего было и думать приступать к работе.
Нашлось и жилье. Николай Котов с семьей уезжал на лето в деревню — свою комнату на подворье Новодевичьего монастыря он предоставил в полное распоряжение Грековых.
И вдруг как удар грома — расторжение договоров.
В полном смысле этого слова художник оказался на мели. Создался порочный круг: чтобы иметь деньги — надо писать картины, но чтобы писать картины — нужны средства на приобретение красок и холстов. С просьбой о субсидии он обратился во «Всекохудожник». Однако по непонятной причине в помощи ему отказали.
Потерянно бродя по заросшим дорожкам пустынного Новодевичьего монастыря, Греков тоскливо вздыхал. Искоса глянув на сочувственно молчавшую жену, горестно посетовал:
— Я сам понимаю, что надежд никаких и надо уезжать из Москвы. Но не могу. Теперь во мн. е еще сильнее жажда работы над панорамами. Те мысли и стремления, которые раньше только зарождались в голове, окрепли и определились. Мне бы писать да писать!..
От тяжелых душевных переживаний он осунулся, сделался раздражительным. Возобновились боли в желудке, не оставлявшие его ни днем, ни ночью. Они выматывали и лишали последних сил. Обеспокоенные врачи стали настаивать на немедленной госпитализации.
По тут, словно бы в награду за долготерпение, судьба сжалилась над художником.
1 июля 1931 года в центральных газетах появилось постановление о создании к 15-летию Октября восьми диорам на историко-революционные темы. После бурных дебатов в бюро панорамных бригад Греков вошел в группу, взявшуюся за создание диорамы «Перекоп». Для работы над этюдами нужно было незамедлительно выезжать в Крым.
— А как же больница? — обеспокоенно спрашивала Антонина Леонидовна. — Тебе же нужно серьезно лечиться.
Греков только отмахивался от ее предостережений:
— О какой больнице может идти речь, если начинается то, о чем я так мечтал.
В октябре 1931 года после коротких сборов он выехал в Крым. Вместе с ним отправился и Савицкий.
На Перекопском перешейке уже властвовали холода. По утрам бурые травы на склонах Турецкого вала подергивал седой иней, в глубине рва колыхалась белесая пелена тумана. С лихорадочной поспешностью, стараясь полнее использовать немногие оставшиеся погожие дни, художники писали степь, старинный вал, полуразрушенные укрепления.
Радость работы над диорамой Грекову отравляла неутихающая боль в желудке. Вернувшись в Москву, он без всяких уговоров лег в больницу. Оперировал его знаменитый хирург, и удачно.
Огорчения, преследовавшие художника по пятам, и в больнице не оставили его в покое. Он узнал, что Савицкий, торопясь со сдачей эскиза диорамы «Перекоп», внес в него свои правки, существенно исказившие общий замысел. Раздосадованный и обиженный этим самоуправством, он решительно отказался от дальнейшего сотрудничества и отошел от работы над диорамой.
Ослабленный продолжительной и тяжелой болезнью, несколько месяцев Греков не брал в руки кисти. Рисовал, но мало. Пуще болезни его угнетало вынужденное безделье. И вдруг заказ на диораму «Оборона Царицына».
В бюро панорамных бригад состоялось шумное заседание. Обсуждались кандидатуры для работы над заказанной диорамой. Когда назвали фамилию Савицкого, Греков решительно поднялся.
— Я против! — заявил он, прямо глядя на побагровевшего Савицкого. — И вот почему. Георгий Константинович, несомненно, хороший мастер. По он не считает панорамное искусство полноценным и смотрит на него как на заработок, позволяющий ему заниматься станковой живописью. Это станковистское зазнайство!.. Я предлагаю вместо Савицкого Авилова!
В тот же день он отправил письмо в Ленинград, склоняя загруженного заказами Авилова взяться за диораму:
«Эта тема занимала и других художников. Но после некоторых споров остались ты, Шухмин и я. Тебе представляется возможность показать себя учеником Франца Алексеевича. Сейчас эта тема еще не уяснена, по на днях мы получим все сведения и консультанта и можно будет ехать на место. Мне хотелось, чтобы поехал ты — ради пейзажа. Нахожу, что ехать тебе необходимо!»
И Авилов согласился.
«ОБОРОНА ЦАРИЦЫНА»
сю зиму 1932 года Греков собирал исторический материал об обороне Царицына. Постепенно перед ним стала вырисовываться картина величественных и грозных событий. Трижды в течение 1918 и 1919 годов белые подступали к рабочему городу на Волге и всякий раз откатывались назад.
Размышляя о том, какой из трех штурмов отобразить в диораме, Греков остановил свой выбор на втором. Обосновывая свое решение, он говорил Авилову и Шухмину:
— Октябрьские бои под Царицыном отличались наибольшим напряжением. Чаша весов колебалась в обе стороны. И все же ярость наступающих разбилась о стойкость обороняющихся.
— Тут будет что показать, — поддержал его Шухмин. — И рукопашные схватки, и атакующие казачьи лавы. Кто-кто, а я имею представление о том, как лихо налетали казаки…
В гражданскую войну Шухмин воевал в знаменитой Богучарской дивизии, наводившей страх на донцов. В ее составе участвовал в освобождении Ростова.
— Опять, значит, будем писать разверстые в крике «ура!» рты и штыки наперевес? — саркастически обронил Авилов, намекая на панораму Рубо «Штурм аула Ахульго», жестоко раскритикованную Стасовым за батальный натурализм.
Грекову тоже не хотелось идти проторенным путем. Конечно, легче двигаться по чужому следу. Но впереди всегда маячит чужая спина. Немного помолчав, он начал раздумчиво:
— Наша задача — показать оборону. А ведь прочность обороны зависит не только от мужества сражающихся в окопах бойцов, но и от слаженности работы тыла. Другими словами, от своевременного подхода резервов, подачи боеприпасов, эвакуации раненых. Я предлагаю показать оборону Царицына как бы изнутри, то есть высветить все то, что подготавливало победу на передовой!..
На том и порешили.
Жизнь Грекова в Москве в начальные месяцы 1932 года не отличалась обилием событий. Почти весь день он проводил над книгами и военным журналами, посвященными обороне Царицына, пли же набрасывал фрагменты будущей диорамы. Уставал невероятно. Но все равно после ужина опять присаживался к столу с листом ватмана и карандашом.
Лишь в воскресные дни художник позволял себе ненадолго отвлечься и под вечер вместе с женой отправлялся в Померанцев переулок, где жил член бюро панорамных бригад Петр Иванович Котов, которого он знал еще по Петербургу.
Котов, как и Греков, любил поиграть в шахматы. И еще у Петра Ивановича в доме был радиоприемник. В начале 30-х годов радио еще только входило в быт.
…В бригаде, работавшей над диорамой «Перекоп», возникли трудности: был сделан большой эскиз в цвете, обозначены массы войск, по движения не ощущалось. Котов озабоченно советовался с Грековым.
— В чем же наш просчет? — недоумевал он.