Публика, приглашенная на вернисаж, была приятно удивлена многими нововведениями. В фойе выставки играл оркестр. Картины помещались не на голых стенах, а на затянутых цветной тканью стендах, образовавших небольшие ниши. Перед полотнами на полу стояли горшки с гиацицтами. Но главным «новшеством» были, конечно, сами картины — вызывающе яркие, обескураживающие по своим сюжетам.
Петербург встрепенулся.
Когда осенью того же, 1898 года вышел богато иллюстрированный журнал «Мир искусства», на титульном листе которого значилась фамилия Дягилева, все уже знали, кто это такой.
В следующем, 1899 году Дягилев потряс любителей искусства международной выставкой. Да еще какой! В ней приняли участие «гранды» европейской живописи: Ренуар, Дега, Бенар, Уистлер, Ленбах; из русских — Репин, Нестеров, Врубель, Левитан, Коровин, Бенуа, Серов…
С этой выставки в русской живописи начался разлад. Старые мастера встретили свистом «зловредные» новации, а молодые художники оживились, почувствовав свежую струю… Народилась новая художественная группировка, одинаково неприемлющая искусство академической школы и передвижничества. В историю русской живописи молодые новаторы, ставившие в картинах превыше всего живописность, вошли под именем мирискусников. Все сии группировались вокруг дягилевского журнала «Мир искусства»…
О многих переменах в художественной жизни Петербурга Кириак Константинович Костанди, педагог Одесской рисовальной школы, узнал от Репипа, который летом 1898 года сделал краткую остановку в Одессе на своем пути в Палестину, где намеревался писать этюды для новой картины «Иди за мной, сатано».
Рассказав о нашумевшей «Выставке русских и финляндских художников», Илья Ефимович убежденно заметил:
— И Александр Бенуа, и Сомов, и Бакст — все это небесталанные художники. Несомненно, что они ярые поклонники французских импрессионистов и в своем творчестве копируют известные образцы. Но несомненно и другое — все они искренне увлечены живописью. При благоприятных условиях деятельность этих художников может принести богатые плоды!
Разговор этот происходил в степах Одесской рисовальной школы, куда Репина пригласил Костанди, желавший похвастаться своими усовершенствованиями.
Илья Ефимович мелкими шажками прошелся по просторным, светлым классам, вслух восхищаясь увиденным. На стенах висели хорошие картины, в том числе и полотна Айвазовского, на подставках стояли античные скульптуры и вазы. Сиденья для учеников были расположены ярусами.
— Превосходно! — забравшись на самый верхний, третий ярус, восклицал он. — Отсюда натурщик виден как на ладони… Теперь понятно, почему работы «одесситов» столь безупречны в техническом отношении.
Его радовало то, что в школе имеются все условия для развитая художественного дарования. Это особенно важно!.. Теперь с каждым годом поступающих будет все больше и больше. В народе пробудился невиданный доселе интерес к живописи. И это обещает уже в скором времени появление новых замечательных талантов!..
Из рисовальной школы художники направились в порт. Репин, посетивший Одессу восемь лет назад в дни работы над картиной «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» и сделавший тогда в местном музее ряд этюдов оружия и предметов быта запорожцев, на каждом шагу встречал разительные перемены. Город похорошел. На улицах поднялись огромные здания.
С высоты обрыва открылся живописный вид на бухту. Будто густой лес, стояли мачты. Между кораблями сновало бесчисленное множество лодок и фелюг. Внимание Репина привлекла баржа с камнями, которую разгружали рабочие. Один из них в красной рубахе и фуражке с изломанным лакированным козырьком, другой — в картузе и домотканых портках.
— Какие колоритные типы! Если бы не поездка, непременно бы их написал…
Воспользовавшись удобным моментом, Костанди спросил про задуманную картину. Репин словно бы омрачился, но тут же улыбнулся, стал словоохотливо объяснять:
— Внешне она будет совсем простая. На фоне скалистых неприютных гор по каменистой дороге идет Христос, а за ним плетется странное женоподобное существо. Христос олицетворяет все возвышенное, что есть в людях, а бредущее за ним существо — все низменное, с чем человечество борется испокон веку…
Он вдруг замолк, наблюдая, как рабочие понесли носилки с тяжелой ношей, с грохотом ссыпали камни на землю. Убежденно проговорил:
— Вон тот, в красном, несомненно, из мастеровых, а другой только недавно из деревни…
Обернулся к Костанди.
— Вы говорите, будто Одесса растет на доходы от хлебного торга. Нет! Она поднимается трудом вот этих людей… Вернусь из Палестины, непременно напишу картину из жизни трудового люда!..
Задумке великого мастера не суждено было сбыться. Его отвлекла и измучила работа над картиной «Иди за мной, сатано». Художник-реалист, прекрасно воплощавший жизненно правдивые сюжеты, становился беспомощным, когда сталкивался с надуманными, далекими от реальности темами. В 1901 году он уничтожил картину. И разом испытал облегчение.
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Одесской рисовальной школе, одной из старейших в России, ведущей свое летосчисление с 1865 года, шел прием документов. Запись абитуриентов велась сразу на четыре отделения: архитектурное, скульптурное, живописное и гравировальное. Больше всего поступающих было на живописное отделение. Вокруг стола, за которым восседал Костанди, кипела толпа. Мелькали студенческие тужурки, офицерские мундиры.
Абитуриенты жадно ловили каждое слово художника. Несмотря на свой сравнительно молодой возраст, ему но было еще и пятидесяти, Костанди был популярен. Известность пришла к нему еще в 1884 году, когда после окончания Академии художеств он дебютировал на ХИ передвижной выставке картиной «У больного товарища». Ее заметил Стасов. Тогда же картину купил для своей галереи Третьяков. Высокую репутацию топкого художника-жанриста Костанди подкрепил в 1885 году поэтической картиной «В люди», изображавшей девушку-крестьянку у вагонного окна.
Наплыв был невиданный. Высокой была и подготовленность поступающих. Будущие художники несли уже готовые картины. Костанди обратился к чернявому пареньку, примостившемуся перед ним на краешке стула:
— Ну-с! Показывайте, что принесли…
Не дожидаясь, пока дрожащие пальцы справятся с непокорными тесемками, притянул папку к себе. Нахмурился — в папке лежали только карандашные рисунки.
— Очевидно, вы другими материалами не работаете?.. Нет… Боюсь, что вам будет трудно поступить в школу, — решительно произнес он. Однако постепенно суровые складки на лице художника разгладились, когда он внимательно стал рассматривать рисунки с всадниками. Кони нарисованы были мастерски.
— У кого вы учились? — уже другим тоном осведомился Костанди и, услышав про дядю Андрея, по-настоящему разволновался: сидевший перед ним робкий паренек был самородком, своим умом дошедшим до многих тайн рисования. По сюжетам рисунков Костанди понял, что все они сделаны «от себя». Ну где можно увидеть яростно рубящихся всадников? Или бредущий по пескам верблюжий караван? Способность рисовать «от себя» — редкостный дар. Порой даже опытные художники, умело рисующие с натуры, пасуют, когда приходится работать, полагаясь только на свою фантазию.
Открыл Костанди и еще один «секрет» начинающего художника.
— Ваш кумир, конечно, Каразин? — с улыбкой поинтересовался он, догадываясь, где автор понравившихся ему «баталий» черпал свое вдохновение. Юноша мгновенно вспыхнул до корней волос.
Костанди успокаивающе поднял руку.
— Напрасно вы так смущаетесь. В начале творческого пути все художники непременно кому-то подражают. Кумиром Репина был Рембрандт, Васнецова — Микеланджело, Левитана — барбизонцы… Каразин — прекрасный рисовальщик. У него есть чему поучиться…
У Каразина, — продолжал Костанди, адресуясь уже ко всем поступающим, — есть еще одно ценное качество, которое не грех перенять. Он всегда верен жизненной правде… Как-то Каразин исполнял в Академии художеств курсовую работу «Посещение Авраама тремя ангелами». Своих ангелов он изобразил как стражников, беседующих с Авраамом. «Почему вы лишили ангелов подобающего им украшения?» — рассердился профессор. «Потому, — отвечал Каразин, — что считаю Авраама догадливее академиков, увидел бы он ангелов с крыльями и тотчас бы понял, кто перед ним!»