Вчера утром их высадили в Темпельгофе. 600 человек. Строем прошли они пятикилометровый путь до рейхсканцелярии. Там их построили около бункера. Вышел Гитлер со свитой. Вид фюрера их удивил. Пятидесятишестилетний мужчина, он выглядел глубоким стариком. Сначала Гитлер вручил Железный крест подростку, подбившему фаустпатроном русский танк. Потом обратился с короткой речью к морякам. Он назвал их героями и надеждой нации, призванными спасти Германию в трудный для нее час. Для этого требовалось всего-навсего отбросить небольшую кучку русских, которые прорвались на этот берег Шпрее, и пресечь их попытки овладеть рейхстагом и Бранденбургскими воротами. Продержаться нужно совсем недолго - вот-вот появится оружие возмездия огромной силы и новые самолеты. Это вопрос дней. С юга подходит армия Венка. Русские будут не только выбиты из Берлина, но и отброшены до Москвы.
Гитлер ушел. Его место перед строем занял Геббельс. Он говорил долго и манерно, развивая мысли фюрера о чудодейственном оружии, о слабости большевистских позиций и о скорой победе. Все это перемежалось откровенной лестью в адрес моряков. "Гитлер еще покажет свою силу всему миру!" патетически восклицал маленький колченогий человечек. В заключение он сказал, что отряд моряков получает наименование "батальона СС особого назначения", и дал приказ немедленно выступать.
Курсанты направились к рейхстагу, до которого было несколько кварталов, и расположились в траншеях. Там и сидели они, пока их не подняли в ночную контратаку с задачей пробиться к мосту Мольтке и взорвать его, чтобы отрезать и уничтожить форсировавших Шпрее русских.
Допрос помог нам уточнить представление о силах, оборонявших рейхстаг. Меня, признаться, больше всего поразила вера этих мальчишек в сказки о "сверхоружии" в скорой победе над большевиками. В этой вере было что-то мистическое, настолько противоречила она явным, совершенно очевидным фактам.
К рассвету 30 апреля весь "дом Гиммлера" был нашим. Но, понятно, далось это ценой немалых потерь. Батальоны Давыдова и Неустроева поредели. Сложили свою голову и многие артиллеристы, выводившие орудия на прямую наводку по рейхстагу.
Задача эта была труднейшей. Если сравнительно легко удалось ее решить майору Найманову - его дивизиону были отведены огневые позиции у здания швейцарского посольства, - то намного тяжелее пришлось тем, кому предстояло стать перед фасадами "дома Гиммлера" и Кроль-оперы. Орудия приходилось перекатывать вручную. Путь им преграждали завалы из битого кирпича и камня. Со стороны Кёнигплаца ни на минуту не утихала ожесточенная стрельба изо всех видов оружия. Артиллеристы прокладывали себе дорогу огнем. Именно так, все время сопровождая батальон Неустроева на прямой наводке, пробивалась вперед полковая батарея 76-миллиметровых пушек, которой командовал капитан Иван Кучерин.
Младший лейтенант Михаил Шмонин - командир взвода из 76-миллиметровой полковой батареи капитана Сагитова, когда в расчете остался один заряжающий, сам стал на место наводчика. От "дома Гиммлера" орудие ударило по пулеметным точкам и автоматчикам врага. Но неприятельский снаряд снес угол здания, и отважный командир взвода погиб под обрушившимися обломками.
Выгодные огневые позиции заняла полковая противотанковая батарея капитана Дмитрия Романовского. Взвод лейтенанта Швыдкого расположил пушки в проломах стены, выходящей к Кроль-опере. Взвод лейтенанта Байсурова стал под аркой "дома Гиммлера". А старший лейтенант Тарасович приказал бойцам своего взвода вкатить сорокапятки на второй этаж красного здания.
Переправились через Шпрее и противотанковый дивизион майора Ильи Тесленко, и приданный нам 1957-й противотанковый полк. Артиллеристы этого полка проявили незаурядную находчивость. Чтобы с меньшими потерями добраться до Кёнигплаца, они решили воспользоваться подвалами красного дома. Бойцы разведали подземный коридор. Он оказался узким и местами был завален. Чтобы не тратить время на разборку завалов, солдаты сняли стволы со станин, и таким образом несколько пушек удалось протащить через весь коридор, а потом, выбравшись на поверхность, установить их против рейхстага.
Итак, значительная часть орудий, предназначенных для стрельбы прямой наводкой по вражеской твердыне, заняла свои позиции. Стрелковые полки получили приказ сосредоточиться в южной оконечности "дома Гиммлера" и занять исходное положение для атаки рейхстага: Зинченко - на левом фланге, Плеходанов - на правом. Артподготовка назначалась на тринадцать часов, штурм - на тринадцать тридцать.
Связавшись с Переверткиным, я доложил ему о своих намерениях. Он одобрил их. Потом я попросил:
- Разрешите перенести наблюдательный пункт в "дом Гиммлера". А то отсюда мне невозможно вести личное наблюдение за ходом боя.
- Нет, нет, - возразил командир корпуса, - ни в коем случае. Вы тогда оторветесь от своего правого фланга, утратите руководство им. А для корпуса и для армии этот участок очень важен. Допустить прорыв немцев на север ни в коем случае нельзя!
- Да, но командный пункт дивизии останется на северной стороне Шпрее, в Моабите... - начал я.
Но Переверткин перебил:
- Нет, Василий Митрофанович, переходить на южный берег запрещаю.
Тогда мне этот приказ показался обидным и не очень обоснованным. Лишь много позже я понял, что Семен Никифорович был прав.
Утро занималось все такое же - дымное, пропитанное гарью и оттого вроде бы пасмурное. С четвертого этажа, куда я забрался понаблюдать за обстановкой, было видно, как по мосту проскакивают, стараясь не угодить под вражеские снаряды, конные упряжки с орудиями. Огонь по мосту не прекращался. На набережной, на той стороне, чернело несколько тридцатьчетверок, подожженных вчера вечером. Танкистам нашим доставалось крепко!
Едва я спустился вниз, раздался звонок. Зинченко докладывал:
- Батальон Неустроева занял исходное положение в полуподвале юго-восточной части здания. Только вот ему какой-то дом мешает - закрывает рейхстаг. Будем обходить его справа.
- Постой, постой, какой еще дом? Кроль-опера? Так она от вас на юго-запад.
- Нет. Это на юго-восток.
Я мысленно воспроизвел план. Что за чертовщина! Перед рейхстагом ничего не должно было быть.
- Что-то ты путаешь, Зинченко. План у тебя есть?
- Есть.
- Ну-ка взгляни на него. - Я тоже на всякий случай придвинул к себе карту. - Какое расстояние до здания? Каким оно номером обозначено на плане? - продолжая допытываться я.
- Расстояние... метров триста. Номер сто пятый...
- Так ведь это и есть рейхстаг!
- Да, выходит, что так, - смущенно проговорил Зинченко. - Из подвала он нам как-то не показался. Да и расстояние вроде скрадывается...
- В следующий раз внимательнее будь и комбатов своих проверяй. А то, чего доброго, возьмут какой-нибудь не тот рейхстаг...
На этом маленькое недоразумение было исчерпано.
Сосновский тем временем готовил огневой налет по основным узлам сопротивления: Бранденбургским воротам, рейхстагу и домам восточнее его. Сосредоточенная в этих пунктах артиллерия сильно мешала движению по мосту и выходу на исходные позиции танков и орудий, еще не успевших занять свои места.
К "дому Гиммлера" подошли последние наши резервы. Это были бывшие узники Моабитского лагеря - наши русские люди, оказавшиеся в фашистской неволе. Не все из них были подготовлены как бойцы, но огромное желание сражаться с фашистами владело каждым. Конечно, я бы с большим удовольствием отправил сейчас в полки бывалых, обстрелянных солдат - как бы пригодились они во время последнего штурма! Но приходилось довольствоваться тем, что было. В ротах ведь насчитывалось по 30-40 человек.
В 9 часов утра начался наш артналет. Снаряды, видимо, достигли цели. Противник на время замолчал. Потом возобновил стрельбу, но она не была такой интенсивной и точной, как прежде. Однако и этот огонь причинял немало неприятностей. Я приказал Сосновскому не прекращать методического обстрела обнаруженных огневых позиций врага.