Заговорит иногда батя между делом о войне, – а говорить, рассказывать о ней он очень не любил, по какому-нибудь случайному поводу мимоходом вспомнит, – мы, хорошо, если вполуха слушаем – нам, пацанам, дурить охота, у нас своих проблем, интересов полно… Да к тому же батя молчуном был – профессия приучила…
В последние годы о войне, о фронтовиках много фильмов появилось, книг, газеты часто пишут, телевидение показывает – как говорят, интерес проснулся… Интерес-то, и верно, проснулся, да только на наши вопросы отвечать скоро некому будет. Фронтовиков все меньше остается. Вот я уже никогда ни о чем отца не спрошу…
– Тут, Сынок, не только вы в своем, так сказать, нелюбопытстве виноваты и не мы, фронтовики, виноваты в том, что не могли, не умели рассказать своим детям о жизни своей фронтовой. Тут сама война виновата. Уж слишком тяжелой, злой, долгой, кровавой была – не опишешь, не расскажешь. Начни вспоминать, рассказывать – сердце не выдержит…
Тем более что наши сердца ей же, войной, истерзаны.
Сергей Сергеевич встал, подошел к окну, посмотрел в темноту. Окно нашей комнаты выходило в сторону леса и речушки. Окна жилых и лечебных корпусов из нашего окна были не видны.
Гром затих. Отблески далеких молний перестали озарять горизонт.
– Вот такая же темнота и тишина встретила нас на подходе к Днепру, – тихо сказал Сергей Сергеевич. – Ни взрыва, ни выстрела…
Командир объявил привал:
– Можно курнуть, но в рукав или в землю. Еще вчера в штабе сказали: «фашисты откатились на правый берег Днепра. Правый берег высокий, намного выше этого. Зароются там в землю, настроят дотов и дзотов и встретят нас с полным фашистским гостеприимством. Надо учесть и то, что все плавсредства они увели на тот берег и форсировать реку нам придется на подручных. Саперы подтягивают плоты. Есть несколько резиновых лодок, но их мало. Мы – моряки. И нас это не должно пугать. При необходимости будем форсировать вплавь – на корягах, бревнах, ящиках. На берегу всего этого много. И при наступлении, и при отступлении мусора остается много. Все за собой не потащишь.
Одолеем. Главное, не дрейфить.
Да, еще одно учесть надо. На том, высоком берегу больше, чем на этом, затопляемом, всяких довоенных построек – домов, сараев, амбаров. И конечно же каждый дом, сарай может крепостью оказаться…
Я думаю, теперь всем понятно, к чему я разговор веду. Прямо сейчас, без передышки, в штабе сказали, надо троим-четверым из нас перебраться, переплыть на ту сторону, спрятаться там, затаиться до рассвета и пронаблюдать, разведать, где немцы сделали огневые точки, где их траншеи, пронаблюдать за ближайшими дорогами, строениями. Наверняка везде есть засады, минные поля… Без боя немцы Днепр не отдадут. Собьем их с днепровских высот – покатятся и долго не остановятся. Это и мы понимаем, и они понимают. Драка будет горячая, смертельная. Так вот, ребята, посылать за Днепр приказом никого не хочу и не буду. Там, на той стороне, надо продержаться завтрашний день, а потом, ночью, вернуться обратно с разведданными.
У нас есть шлюпка, четырехместная. Саперы подготовили. У берега в кустах спрятали. Ждут.
Нужны добровольцы!»
…Словно порыв ветра прошелестел над ротой:
«Я-я-я-я-я-я-я-я-я…»
«Я же сказал: лодка четырехместная, рыбацкая, больше четырех человек не выдержит».
…В числе отобранных командиром, оказался я.
Тимофей Кузьмич проводил нас до лодки.
«Лучше бы сам с вами пошел. Душа на разрыв. – Он пожал нам руки и сам оттолкнул лодку от берега. – С Богом! Вернитесь, братцы. Обязательно вернитесь!..»
Честно скажу, плыть на маленькой, черпающей бортами воду лодке в абсолютную темноту и тишину было жутковато. Мы привыкли подниматься в атаки. Вставали и шли под пули и взрывы снарядов и днем и ночью. Горела земля. Горело небо. Но все было привычно и обычно. А тут…
…Бесшумно опускались в воду весла. Греб ими бывший боцман Василий Дубков. А наши боцманы веслами работать умели. На средней банке (скамейке) сидели автоматчики Виктор Козырин и Володя Субачев. Володя был младшим из нас. Службу он начинал юнгой. Его вывезли из Ленинграда в самом начале блокады. В Ленинграде остались его мать, сестра и бабушка. Там же, под Ленинградом, воевал его отец. Ни о ком из них Володя ничего не знал. Володя жил одной мечтой: как можно быстрее разбить врага, вернуться в Ленинград и найти там всех родных, которые конечно же живы и ждут его.
По званию да и по возрасту я был старше Василия, Виктора и конечно же Володи. Всего месяца два назад мне присвоили звание старшины 1-й статьи. Я с гордостью пришил на форменку погоны с тремя лычками. И звания, и награды мы получали недаром…