Выбрать главу

На столе лежат еще четыре письма. Я стараюсь издали разглядеть текст… Честное слово, они написаны по-немецки! Матей рассматривает почтовые штемпели и подписи:

— Ага, Нольтше — это Вилли из Берлина. А вот это прислал Килльмайер из Нейстерлица, мясник. В прошлом году он прислал мне свою фотографию, снялся вместе с женой, такой толстухой, как и полагается жене мясника. Она собственноручно приписала: «Besten Dank!»[7] Да. А это от венца-плотника Шлехофера. Пришлось ему горя хлебнуть! Еще в прошлом году он писал, что сидит без работы: в Вене нигде не устроишься. А это пишет четвертый — Карл Кратшмер, тоже берлинец. Он подал весточку о себе в первый раз только в прошлом году. И знаешь, что он мне написал? Я, говорит, тоже теперь научился уму-разуму, Herr Darschbujan![8] Это потому, что он теперь работает смазчиком на паровозе у Вилли, и тот его, должно быть, наставил на путь истинный.

Я не могу удержаться от любопытства:

— Матей, что за знакомства?

— Эти? — смеется Матей, сгребая все письма в одну пруду. — Все это в целом — одно знакомство. Да, человек с человеком всегда сойдется!

Что Матей знался с советскими партизанами, мне известно давно. Он получил от них даже «декрет» за верное сотрудничество. «Декрет» висит вон там, в рамочке над постелью. Но Нольтше, Килльмайер, Шлехофер и Кратшмер? Это были гитлеровские солдаты?

— Да, было такое дело, — утвердительно кивает Матей. — Только тогда нацисты все время кого-нибудь переучивали. Ну, а этих я переучил.

* * *

В этот последний день 1944 года на Выстркове было мирно, как будто не было никакой войны. Как будто истекающий кровью, тяжело раненный хищник при последнем издыхании забился в глубокую берлогу. У Даржбуянов тайком зарезали свинью. Матей засучил рукава и сечкой рубил мясо на фарш, кухня благоухала наваристым свиным супом. В светлице было много гостей: Василий, Алеша, Толя, Митя и еще человека четыре чехов. Они медленно оттаивали, согреваясь в тепле и возбуждаясь от товарищеской беседы. У них в землянках, сырых и промерзших, было невозможно создать такое прекрасное новогоднее настроение, как это умел сделать их старый друг — помощник и связной — Матей. Они вспоминали далекую родину, разоренную войной. И уверенно и смело они думали о будущем, которое в решительном бою принесет победу. Уже стоит за дверью год победы, на польской Висле его приветствуют салюты советской артиллерии. И прежде чем на сережки орешника, растущего над партизанскими землянками, опустится первая пчелка, загремят колеса советских пушек на подступах к Берлину, к берлоге «зверя». забота о собственной судьбе отступает перед такими праздничными мыслями.

— Возьмем Берлин! — уверенно говорят Василий и Толя, Алеша и Митя, хотя смерть подстерегает их на партизанских тропах даже не каждый день, а ежесекундно.

— И Прагу, дружище, вырвем из когтей Гитлера! — взволнованно воскликнул Войта Ломоз. — Я тогда наверняка спячу от радости!

— Да, золотую Прагу освободим![9] — решительно кивает Василий.

— А я вас, ребята, поведу по Праге, — воодушевился Войта, который мальчиком два раза побывал там со школьной экскурсией. — Пойдем в Градчаны… и на Педршин тоже — полюбоваться видом! А потом отправимся просто побродить. Там сразу заплутаешься, ребята, будь ты хоть десять раз разведчиком! Тут зеркало. Здесь зеркало, вдруг ты видишь себя сразу в ста видах, шагнешь и — бац! — рожей прямо в стекло!

— Не забудьте о башенных часах на ратуше! — заботливо напоминает Матей, не переставая работать своей сечкой. — Это редкий случай, не всегда удается увидать все сразу! Впрочем, вы должны попасть туда в то время, когда можно будет посмотреть все сначала до конца. Не видеть этого — все равно, что ничего не видеть…

Но прежде чем Матей мог до конца изложить свои соображения, на крутой дороге к Выстркову затарахтел автомобиль.

— Что за чорт! — удивился Матей, а парни схватились за автоматы.

На холм взбирался серо-зеленый мерседес. Мотор его пыхтел и задыхался, и уже был слышен чудовищно усиленный голос, выходящий из репродуктора на крыше автомобиля:

— Рус, рус, стайса! Руски партисан, стайса!

Партизаны хорошо знали этот мерседес. Он состоял на «психологическом» вооружении нацистского гауптмана, который сидел с одним батальоном в городке и трясся от страха, ожидая, когда и где объявятся эти проклятые партизаны и что они устроят на следующую ночь. Только благодаря тому, что мерседес обычно держался вблизи городка на шоссе, он все еще уцелел. Поездка до Матеевой хаты для него была смелой вылазкой.

вернуться

7

Большое спасибо! (нем.)

вернуться

8

Господин Даржбуян! (нем.)

вернуться

9

Курсивом всюду набран текст, написанный в чешском оригинале по-русски. — Прим. ред.