Тимофея Ильича, оказывается, и тут была своя причина, и не одна. Первая и не главная: пусть погуляют внучата возле речки, побегают, порезвятся — денёк-то какой; вторая — попробовать удочкой, а что там есть в Егорлыке, завелись ли в нём кубанские усачики и головни; третья и главная — встретить на мосту рощенских гостей. Ещё вчера от Сергея Тимофей Ильич узнал, что сегодня к полудню в Журавку приезжает рощенская делегация, — нет, не мог старик сидеть дома! Хотелось встретить земляков и узнать, кто едет, как едут и что у них на уме. Тимофей Ильич подумывал и о том, что хорошо было бы самому пристроиться к делегатам да и побывать на сессии.
С этими мыслями он и вышел за село. Журавка стояла на возвышенности. Отсюда открылась степь под ласковым низким солнцем, а по ней петлял Егорлык в крутых, точно срезанных ножом, пепельно-серых берегах; над водой поднялся мост, высокий и белый, и детям казалось, что он легко, одним шагом, переступил реку и так остался стоять; от моста, по низине, раскинулись камышовые заросли, и взлетела над рекой стая диких уток, — всё это казалось мальчикам таким незнакомым, таким новым, манящим, что глазёнки у них заблестели, и тут удержать внуков возле себя Тимофей Ильич не мог. Они оставили удилища и с криком, наклонив головы набок и изображая резвых скакунов, помчались наперегонки под гору. «Ай, шустрые, ай пострелята, — думал Тимофей Ильич, ускоряя шаг, — так бы им и летать, так бы им и прыгать… Вот, вот один уже обогнал. Какой же это? Кажись, Илья. Нет, не Илья, а мой тёзка… упал Тимофей! Ах, ты горе! И не плачет, не сдаётся — поднялся и гайда — натура тутариновская…»
И на этот раз Тимофей Ильич обознался — упал-то не тёзка Тимофей, а Илья. Илюша ушибся, болело коленко, пальцы поцарапаны сухими колючками. Мальчик, не думая о боли, быстро поднялся и, всё так же наклоняя набок голову и оглядываясь, побежал по жёлтой травянистой поляне. И вдруг остановился. Ему показалось, что перед ним была яма — тёмная и страшная; даже не яма, а какая-то дыра в земле — если вскочить в неё с разбега, то оттуда не выберешься. Илюша попятился, немного отступил назад.
Осмотрелся. Тут приблизился не менее озадаченный Тимоша, и они вместе, держась за руки, подошли к этой странной дыре.
— Эх, ты — боишься!
— А знаешь, кто там живёт?
— Может, Змей Горыныч… Бабушка говорила, что он и в земле живёт… Змей! Где захочет, там и живёт!
— А если зацепится?
— Как?
— Будет выползать и зацепится…
— Так он же растягивается.
— Как резина? Да?
— А что? Захочет — разжимается, а захочет — укорачивается.
— И в длину?
— Куда хочешь — хоть во все стороны.
— О-ох ты…
Перед ними было, разумеется, не подземное обиталище сказочного змея, а обычная лисья нора размером чуть поуже голенища того дедушкиного сапога, которым Марфа Игнатьевна раздувала огонь в самоваре… у входа в нору рассыпана свежая, в мельчайших крупинках, земля, рябели отпечатки лапок. Земля — чернее сажи, видимо, вынута из очень большой глубины. Илюша положил на ладонь сухие комочки, подбросил, поймал и цмокнул языком…
И тут мальчикам показалось, будто в норке что-то зашевелилось и тоже зацмокало, посыпались крошки чёрной земли…
— Илюша, а, может, он там уже вытягивается?—тихо спросил Тимоша, сильнее сжимая рукой плечо брата.
— Бежим!
И братья, держась за руки, что есть мочи понеслись прочь… Не оглядываясь, они бежали по блёклой, сухой траве, и им чудилось: в том месте, где была нора, земля раскололась и из расщелины, как из ворот, вышел человек — он смеялся и что-то говорил… Оглянулись и остановились: оказывается, это дедушка и смеялся и говорил им, чтобы не подбегали близко к берегу…
Братьям стало неловко. Они наклонили головы, и тут их внимание привлекла трава, вымоченная дождями и много раз просушенная солнцем, и всё то, что в ней жило, копошилось, прыгало… Земля была нагрета солнцем. Кузнечики, треща крылышками, как камешки взлетали из тёплой травы и почему-то ударялись либо в щёку, либо в подбородок, либо в лоб. Очевидно, думали мальчики, в траве были спрятаны пружины, и это они так сильно выбрасывали кузнечиков. Илюша накрыл шапкой сразу двоих — серого и зелёного, у серого, с чёрной полоской на спине, отломилась нога — как и отчего, дети не могли понять. Нога ещё двигалась, сгибалась и разгибалась на ладони у Тимоши.