— Стефан Петрович, — говорил Кондратьев и с улыбкой смотрел на галстук Рагулина, — и кто вам так повязал эту штуку?
— Одна женщина, — неохотно ответил Рагулин.
— Наверно, жена?
— Да нет… — одна женщина — и всё.
То-то и видно, что не мужчина. Давайте перевяжу. — И Кондратьев начал перевязывать галстук не спеша и со знанием дела. — Тут важно, чтобы конец лёг вот сюда и чтобы узел был небольшой и плотный… А почему это вы грудь не украсили наградами? Едете-то за границу. Пусть там люди без лишних слов и без переводчиков знают, кто такой Рагулин из Усть-Невинской.
— Награды в чемодане. — Стефан Петрович низко наклонил голову, коротким косым взглядом осмотрел галстук. — Так значит, к румынам поеду? Меня, Николай Петрович, одна думка беспокоит…
— Какая?
— Галстук — тоже, конечно, вещь нужная. — Старик помолчал, погладил куцую бородку, усы. — А всё ж таки важнее всего, каким таким манером себя там держать? Научи, Николай Петрович, проинструктируй… Насчёт того, как это его… приличному обхождению.
— Обхождение должно быть простое, человеческое, — сказал Кондратьев. — Пусть вас, Стефан Петрович, беспокоит не обхождение, а желание помочь румынским крестьянам строить коллективую жизнь. Советы и подсказки такого опытного в этом деле человека, как вы, им будут очень полезны.
— Посоветовать сможем. И подсказать не поскупимся.
— А главное — и за границей будьте самим собой.
— Да мне и Нецветова так наказывала, а галстук всё ж таки повязала…
— Так вот оно кто так неумело повязал галстук, — со смехом говорил Кондратьев. — Женщина, секретарь райкома, а галстук завязать не умеет!
— Торопилась, чтобы я не опоздал… Кто ж ещё от нас едет?
— Самойлова Марина Николаевна — из Журавского района.
— Знаю, женщина серьёзная, общительная… Теперь же мы с журавцами соревнуемся — кто кого. Это, видать, Сергей Тимофеевич захотел нас обогнать.
— И как думаете — журавцы обгонят?
Старик молчал, мял в кулаке бородку, закрыл глаза.
— Ездили мы делегацией в Журавку, — сказал он, не открывая глаза, — дело это закрепили на сессии… Всё у нас шло чин по чину, речи, вопросы и всё такое. А тут Тимофей Ильич Тутаринов, — мы его с делегацией не брали, он как раз гостил у сына и пришёл на собрание; да, берёт Тимофей Ильич слово и всю обедню нам испортил. Стыдить при всём народе начал, в зазнайстве обвинял, хвастунами назвал… Беда!
— А может, в словах старика Тутаринова и есть какая-нибудь доля правды? — спросил Кондратьев. — Как по-вашему, Стефан Петрович?
— Да какие ж мы хвастуны, какие мы зазнайки? Я тебе, Николай Петрович, скажу, что была у меня думка помочь журавцам.
— Чем же?
— Саженцами. У журавцев на очереди сады, а у нас — свой питомник. Ты бы посмотрел, какие у нас сливы, а какие яблоньки растут… Мичуринские! — Рагулин приоткрыл штору, посмотрел, высоко ли солнце. — После той сессии наша делегация поехала по району. Есть, конечно, и у них приличные колхозы. К примеру, Яресько, мужчина моих лет. Так мы с ним особо подписали договор… Да, так значит, ездили, смотрели те земли, что отведены у них под сады, и тогда я подумал: снарядить бы по весне возов пять молодых деревцев…
— Так за чем же стоит дело?
— Да за тем же старым Тутариновым. Наговорил на нас лишнее, а журавцы могут подумать, что мы грехи свои замазываем. — Старик помял в пальцах кончик галстука. — А тут ещё, Николай Петрович, беда в том, что по Журавке пошёл слух, будто я сильно скупой… Конечно, отрицать нельзя, в моей натуре это имеется, добром колхозным не сорю… Но тут весь интерес в садах. Люди разводят их там, где раньше и деревцо не росло — дело стоющее. Можно пойти на риск! Только после той речи Тимофея Ильича как бы это…
— А вы с Самойловой об этом и договоритесь во время заграничной поездки. Время для личных бесед у вас будет.
— Я сам об этом подумал, а всё же боязно: начну разговор, а она скажет, что журавцы в помощи не нуждаются…
— А вы не сразу, а с подходом.
— Постарел я, Николай Петрович, для подходов. — Старик усмехнулся в кулак. — Когда был молодым — то подхаживал…
— И успешно? — в тон ему спросил Кондратьев.
— Всяко бывало.
— Ну, что ж, я думаю о садах вы договоритесь, — сказал Кондратьев, желая снова говорить о деле, — Боюсь, Стефан Петрович, обгонят вас журавцы по технике. У них там один Иван Афанасьевич Книга чего стоит.
— Знаю Книгу, и речь его слыхал… Говорун!
— Мастер оседлать любую машину, и она у него идёт — только держись.
— А у нас тоже есть техники, может, похлеще Книги.
— На днях мы собираем краевой актив, обсудим вопрос о введении комплексной механизации, — Кондратьев взял со стола располневшую кожаную папку. — Вам на собрании актива побывать не придётся — помешает поездка к румынам. Так я вас познакомлю хотя бы в общих чертах. — Он раскрыл на коленях папку и стал листать какие-то бумаги. — В течение первых двух лет государство даёт машинно-тракторным станциям края различных видов механизмов и машин более ста пятидесяти названий. В общей сложности край получит за эти два года более семидесяти тысяч машин и сельскохозяйственных орудий. В том числе тракторов — этой «тяжёлой артиллерии» — тысячи штук, да к ним столько же плугов — и пятикорпусных, и болотно-кустарниковых, и плантажных, и выкопочных, и виноградных. Одних только борон зубьевых и дисковых — 28 160 штук; лущильников и тракторных культиваторов — 4 500; кукурузных комбайнов — 1 500 штук; свекловичных комбайнов — 240; шахматно-гнездовых сеялок — 1 550 штук. Вы, Стефан Петрович, природный хлебороб, и вы понимаете, какая сила стоит за этими цифрами… Я уже не говорю о таких механизмах, как электрические зерноочистительные машины, подборщики и копнители, погрузочные элеваторы и многие другие.