И вот уже два года он ничем не занимается. Сидит дома с детьми, вместо няньки, дожевывая оставшиеся от прежней жизни скудные денежные припасы, - и не знает, что впереди. С нашими средствами, говорит он, никакое предпринимательство теперь невозможно. А пойти менеджером в какой-то из этих оптовых центров, у тебя же опыт, спрашиваю я. У меня опыт свободного предпринимателя, а не менеджера, отвечает он.
С этим своим опытом и психологией свободного предпринимателя Сергей крупным компаниям не нужен. Он и готов перестроиться, “переучиться”, но никто его переучивать не намерен: есть двадцатипяти- и тридцатилетние, “незамаранные”, “чистые листы” - с ними легче и проще, зачем связываться с “замаранными” и “нечистыми”. Жалко, что я тогда не закончил института, вздыхает Сергей, сейчас моя профессия востребована. Впрочем, вздох его - чистая риторика: востребована-то она стала только сейчас, а все эти годы ему нужно было прожить, и получи он тогда диплом, все равно пришлось бы заняться тем, чем и занялся, так что итогом была бы полная дисквалификация.
Юра, младший, - человек творческой профессии. Он музыкант и композитор. Закончил музыкальное училище, играл в ансамбле, гонял с гастролями по всему Уралу, сам преподавал в родном учебном заведении. Когда начались реформы, он не только был свободен от забот о семье, а и сам еще, можно сказать, был ребенком, и вытягивали его, чтобы он получил образование, родители - моя сестра и ее муж. Шоу-бизнес в провинции - это не московский шоу-бизнес, и, закончив училище, Юрий никогда много не зарабатывал, а уж преподавательская зарплата в училище была вообще один смех, но он не рванул ни в какое предпринимательство, жил и жил своей музыкантской жизнью, не озабочиваясь толщиной своего кошелька, - и намеревается жить так и дальше. Сейчас он директорствует на музыкальной студии, днюет и ночует там, записывает чужую музыку, пишет свою, и этот распорядок его жизни не смогла изменить даже появившаяся семья. Он жил бы так до всех реформ, а если бы не так, то похоже; для него главное, чтобы никто и ничто не мешало такому образу его жизни, и если никто и ничто не мешает, то и хорошо, и ладно, значит, все нормально и благополучно.
Мать Сергея и Юры, моя родная сестра, как и ее муж, их отец, уже в могиле, родительскую квартиру братья пока сдают, и я жил у одной из своих двоюродных сестер, Людмилы. Возраст у нее уже далеко запенсионный, но она, будучи кандидатом геологических наук, продолжает преподавать в институте какой-то сложнейший специальный предмет - по две пары четыре раза в неделю. Денег это, однако, почти не приносит (такова оплата преподавательского труда, как рухнуло все в 92-м, так на том уровне практически и осталось), и ей бы пришлось довольно туго (а она, можно сказать, с младых ногтей отчаянная автомобилистка, села за руль еще студенткой и так с тех пор все на колесах, поремонтируй-ка на пенсию и зарплату преподавателя машину, да и бензин стоит - ого!), но выручила дочь: взяла на работу к себе в фирму.
Дочь Наташа, моя, значит, двоюродная племянница, по образованию тоже геолог, но встретила 90-е годы не на преподавательской, а на практической работе. Не знаю точно, когда и как это случилось, но в какой-то удобный момент она организовала собственное дело - фирму по почвенно-геодезическим изыскательским работам, без которых не может начаться ни одно строительство: нашла здание, сумела взять его в аренду, сумела взять в банке кредит, взять в аренду несколько буровых установок - и заказы хлынули. Строительство - доходное дело, проектным организациям от этих доходов отламывается тоже хороший кус, так что, например, все бурильщики в Наташиной фирме ездят на “мерседесах”, не знаю только, насколько новых. И остальные специалисты не жалуются на зарплату. Я был у Наташи в ее фирме. Небольшой, компактный, только самое необходимое, без броскости и шика, но очень чисто, хорошо отделанный офис, а какая лаборатория - чудо, заглядение, при взгляде на все эти столы с приборами, предназначенными для исследования пород, сразу становится ясно: тут работают профессионалы, дело с ними иметь можно.