Правда, радужной картинки в рассказе о бизнесе Наташи не получается. Именно в тот день, когда я посетил ее офис, она узнала, что арендный договор на помещение, которое они занимают, невдолге будет аннулирован. Известие пришло неофициальным образом, кружным путем: фирма получила заказ на исследовательские работы на том самом участке, где стоит их здание. Из текста заказа следовало, что в самом скором времени на этом участке будет построено новое высотное здание гостиницы. Наташа навела справки, кто же заказчик, выяснилось - крупная корпорция, в совете директоров которой сплошь первые лица города, если не настоящие, то вчерашние, и, хотя решения властей об отторжении земли, передаче участка в эти новые руки еще нет, ясно, что нечего и пытаться отстоять свои арендные права - не те силы. А значит, вместо текущей работы нужно искать новое здание под офис, ходить по чиновным кабинетам, собирать подписи, потом заниматься ремонтом, приспосабливая помещение под свои нужды, выискивать на это средства - без всякой надежды, что просидишь на новом месте достаточно долго. Наташа была очень расстроена. “Мы только-только нормально устроились”, - говорила она. Моя сестра, ее мать, сокрушенно вздыхала: “Ох, жалко мне Наташку! Это же, чтоб деньги на ремонт выделить, ей придется всем нам зарплату срезать. Я - ладно, я мать, а другие ее не поймут. Что ей бурильщики устроят!”
Общесемейный сбор был устроен в доме моего двоюродного племянника - Сергея, сына другой двоюродной сестры, Татьяны. У него это было сделать удобней всего: просторная четырехкомнатная квартира в новом многоэтажном краснокирпичном доме, обнесенном чугунной изгородью, как то теперь делается вокруг “элитных” домов, два туалета, большая гостиная, где можно поставить обеденный стол на добрые двадцать человек.
Сергей - генеральный директор туристической компании. Ему тридцать пять лет, по образованию он врач, закончил Свердловский медицинский институт, но по специальности не работал ни дня. Получение диплома совпало с наступлением тех самых, ельцинских реформ, медики во всех медучреждениях вокруг в голос рыдали, не получая зарплаты месяцами, и он решил, что такой жизни ему не надо. Не знаю, как получилось, что он стал работать в туристической компании, начав с самого низу, обыкновенным менеджером. Возможно, его внедрил туда уже работавший в этой компании старший брат, Андрей, между прочим, физик-ядерщик по образованию, оставивший работу по специальности в своем “ящике”, когда стало ясно, что редкая специальность больше не кормит. Полученный в спецшколе и отшлифованный в престижных вузах английский вкупе с деловыми качествами дал им возможность быстро продвинуться в фирме, несколько лет в середине 90-х они безвыездно прожили в Турции, в Анталье, тамошними представителями своей компании. Едва ли то была веселая жизнь. Это хорошо приехать в Анталью на неделю-другую-третью, отдохнуть, покупаться, а поживи там из месяца в месяц, в чужом культурном окружении, да все на чужом языке, на чужом языке…
Насытившись туристическим бизнесом, Андрей некоторое время назад из него ушел и пустился в самостоятельное плаванье: сейчас у него магазин строительных материалов. Купил квартиру на первом этаже в оживленном районе, переоформил ее под нежилое помещение - и готово, магазин может открываться. Но это же, наверно, безумно сложно, официально переоформить, изумился я. Оказалось, для этого понадобилось более полусотни чиновничьих подписей и полтора года. “Да-а, а чего. Главное, иметь терпение”, - сказал Андрей с веселой усмешкой. “Взятки пришлось давать?” - спросил я. “Ну, можно называть это и так, - ответил он. Тут же добавив: - Это сейчас стало очень просто, известно, где у кого какая такса, просто вкладываешь в бумаги сколько надо - и все, знаешь, что подпись в свой срок будет”. “Накладные расходы”, - уточнил я. “Накладные расходы”, - подтвердил он.
Славные ребята, хорошие ребята - невероятно симпатичные трезвые реалисты.
Еще я поинтересовался, а вот если вдруг начнут платить нормальные деньги в науке и медицине, вернутся они к своим специальностям? “Как? - одновременно отозвались Сергей с Андреем. - Мы уже деквалифицировались. Нет, уже все”.
Я уезжал из родного города со сложным чувством. И сам город, и встречи, что были, с несомненностью свидетельствовали: медленно, понемногу, с трудом, крохотными шажками, но все же новая жизнь расширяющимися кругами расходится дальше и дальше от своего “эпицентра”, который можно определить как “власть” и “крупный капитал” (не говоря сейчас о том, кто эта “власть” и откуда он, этот “крупный капитал”), надо надеяться, что будет расходиться и впредь, независимо от того, какова будет цена барреля нефти и до какой степени урежут шагреневую кожу демократии в стране. Но не слишком ли оказалась велика цена утверждения этой новой жизни? Потерянный для общества инженер, потерянный медик, потерянный физик-ядерщик - и это только в одной моей семье, в одном примерно поколении. А в городе миллион триста тысяч населения, этих троих моих племянников нужно умножить не на десять, и не на сто, и даже, страшно сказать, не на тысячу. И после этого говорят, что страна перестала читать, что резко упала грамотность, что увеличилось потребление алкоголя на душу населения, число наркоманов, число убийств и далее, далее…