станут потными.
Не рифмуешься Ты
с идиотами.
Каково самой
владеть истиной,
чтобы из одной
стать единственной!
Стиснешь пальцы, моля,
прагматизм бытия,
гениальность моя,
Ты - единственная.
Среди диспутов,
дисков, дискурсов
Ты - единственная:
будь Единственной.
К образу
Ты понимаешь, с кем связалась?
С самим, быть может, Князем зла.
Гитара коброй развязалась,
по телу кольцами ползла.
Когда играешь ты на пару
в концерте, сердцу вопреки,
прошу тебя - стряхни гитару
с остановившейся руки.
Но каждым вечером я в шоке:
так гипнотически стоит,
как кобра, раздувая щёки,
в тебя нацеленный пюпитр.
Вальс
Далеко-далеко,
где Шарло де Лакло
зачитался “Опасными связями”.
Далеко-далеко,
там, где стиль Арт-деко
сочетался с этрусскими
вазами.
Далеко-далеко,
где туман - молоко
под лиловыми русскими вязами…
Где моя Медико?
В холодящем трико,
босоножки с грузинскими стразами?
Далеко? Ого-го!
На служебном арго
ты с наркотиками повязана.
Если нету Клико,
коньячку полкило
за успех всенародный и кассовый!
Не легко? Не легко
что на сердце легло
никому никогда не рассказывай.
Чужеродное
Родные берега,
родные берега,
родные берега -
где жили,
вы стали навсегда,
родные берега -
чужими.
Чужие берега -
чужие берега,
чужие берега,
отныне
вы стали навсегда,
чужие берега, -
родными.
Без “Б”
Л.Б.
Смех без причины -
признак дурачины.
Ещё водочки под кебаб!
Мы - эмансипированные мужчины
без баб.
Часы с вынутою пружиной -
возлежит на тарелке краб.
Тезаурусные мужчины,
мы - без баб.
Слово “безбабье” - ещё в тумане
обретёт суммарно масштаб.
Беседуют же с Богом мусульмане
без баб?
Вот Валера, дилер с Саратова,
с детства несколько косолап,
кто бы знал об его косолапости
без баб?
Или баба - глава издательства.
Получается Групп-издат.
И поборы и издевательства.
Как на лошадь надеть пиджак.
Без болтливости, что не вынести,
без капканчиков вечных “кап-кап” -
без покровительской порно-невинности,
без баб.
Без талантливого придыхания,
без словарного курабье,
дыроколы пока отдыхают,
без “б”.
Устаешь от семейной прозы.
Мы беспечны, как семечек лузг.
Без вранья люксембургской Розы -
люкс!
Сжаты в “зебрах” ночные трещины,
достигается беспредел.
Наша жизнь - безрадостиженщина.
Нам без разницы, кто сгорел.
Рядом столик из разносолов -
стольник шефу от поп, сосков,
от восьми длинноногих тёлок
без мужиков.
“На абордаж” - пронеслось над пабом.
Все рванули на абордаж.
И стол, принадлежавший бабам,
ножки вверх! - полетел на наш.
И пошло: визг, фуражки крабьи,
зубы на пол, как монпансье -
(мой котёночек! Ты - мой храбрый…!
Уберите с меня свои грабли!)
Бьют швейцара из ФСБ.
Так накрылась идея безбабья.
Точно клякса под пресс-папье.
Я бездарно иду домой:
все одежды мои развешаны.
Пахнет женщиной распорядок мой.
И стихи мои пахнут женщиной.
Будто в небе открылась брешина.
И мораль, ни фига себе:
“В каждой бабе ищите Женщину!”
Но без “б”.
Ф-ки
Ухаживали. Фаловали.
Тебе, едва глаза протру,
фиалки - неба филиалы -
я рвал и ставил поутру.
Они из чашки хорошели.
Стыдясь, на цыпочках, врастяг
к тебе протягивали шеи,
как будто школьницы в гостях.
Одна, отпавшая от сверстниц,
в воде стоящая по грудь,
свою отдать хотела свежесть
кому-нибудь, кому-нибудь…
Упёршись в чашку подбородком,
как девочка из “ДеМаго”,
ждёт жестом эротично-кротким -
но - никого, но никого.
Разные книги
Бог наполнил Библию
страшными вещами,
варианты гибели
людям возвещая.
Это продолжалось
болью безответной, -
беззаветной жалостью
Нового Завета.
Зависти реликтовые
после отзовутся
завистью религий,
войн и революций.
Вечностью застукана,
тлением оставлена,
вещая преступность
Ленина и Сталина.
Новогодние прогулки с Сексом
Попискивает комарик,
плывёт в Новый год кровать.