Вытирая пыль с астролябии, Аделаида Вигдоровна в тысячный раз мечтает выйти через дверь, что пробьют в восточной стене сказочки про аль-Бируни успокаивают, веки смежаются. Ей снится некое королевство возможно, шахматное, где разрешено это: Боли, потеря интереса к жизни и стремление умереть достойным образом главные мотивы пациентов, обращающихся к нам с просьбой об эвтаназии, говорит Королева, подписывающая кончиком крылышка какие-то документы: причем говорит именно ей, Аделаиде, и сердце у последней ходит ходуном: Значит, Ваше Величество, Вы Вы можете содействовать мне в получении визы? Нет, дорогая, ты не понимаешь. Осуществление прекращения жизни медицинскими средствами по просьбе пациента и оказание помощи при самоубийстве возможно лишь в случае наличия доверительных отношений между больным и доктором. Принимающий решение об эвтаназии должен быть твоим лечащим врачом: он должен хорошо очень хорошо! тебя знать. Но нет ли исключений из правил, Ваше Величество? И почему Дорогая, ты задаешь глупые вопросы. А знать он должен тебя, разумеется, для того, чтобы сделать заключение. Какое заключение, Ваше Величество? Как вы, русские, недальновидны, даже если и евреи! Заключение о том, действительно ли твоя просьба об эвтаназии представляет собой твое свободное волеизъявление, глубоко ли продумана и действительно ли речь идет о твоих неизлечимых болезнях и невыносимых страданиях. Но, Ваше Величество, я страдаю, я страдаю невыносимо! А что будет дальше? Моя просьба глубоко продуманна я лишь хочу отложить ее на некий неопределенный срок Срок, через который Одним словом, если человека вовремя не избавить от существования Простите мое волнение Еще несколько лет или год? полгода? и я превращусь превращусь в овощ Хм, неужели ты думаешь, будто наше Королевство будет заниматься еще и импортными овощами? Нам хватает импортных шлюх! Нет-нет, только эвтоподданные. И не надейся, голубушка; прощай же да помни: есть масса способов, не выезжая из своей у-у-у-дивительной страны она улетела, в общем, а Аделаида Вигдоровна, задремавшая в кресле, вздрогнула и проснулась. Рядом, на туалетном столике, лежал томик запрещенного когда-то Набокова (и прочитанного ею, как следствие, много позже, чем нужно, но все же прочитанного, о, чудо), а также Нервные и психические болезни Бортникова и Зубахиной (издание, разумеется, переработанное и дополненное). С Набоковым уже было как будто б все ясно, и все же не перечитывать его Аделаида Вигдоровна не могла, раз отравившись. Больше всего любила она Лужина да Соглядатая (в Смурове узнавая себя, и не напрасно); нередко перечитывала Другие берега и особенно берлинские рассказы, в которых изредка просвечивал темноаллейный Иван.
Маленький шедевр Музыка был сплошь в карандашных птичках (отмечалось, как ловко жонглирует В.Н. ее настроениями, переключая их, будто клавесинные регистры) например, здесь. Или вот здесь пролетела. Или над этим местом. Да-да вырвалось у Аделаиды Вигдоровны. Да-а
А там, внутри то ли воздуха, то ли вздоха, уже Блестели мокрые скалы. Однажды видели, как рыбаки несли утопленника, из-под одеяла торчали удивленные босые ступни. По вечерам она варила какао, или: Разойдемся на время. Так дальше нельзя. Влетела маленькая дочка соседей, показать котенка, остальных утопили. Аделаида Вигдоровна закрыла книгу и, нахмурившись, крепко помянула адски словоохотливую цирюльнершу, с регулярностью придания ее прическе формы методично утомлявшую подробностями желудочно-генитального своего существования (именуемого, конечно, насыщенной, полноценной жизнью), как-то: рецепты, рассада, мущинка, etc. Однажды, во время всей этой трескотни, Веруня и проговорилась (речь зашла о слепых котятах): А что же малыши? Вы раздали уже? поинтересовалась Аделаида Вигдоровна. Закопали. На даче, выпалила Веруня, замолчав, впрочем, лишь на миг; Аделаида Вигдоровна чудом не стряхнула с головы смышленые ее ручки, а на улице долго не могла успокоиться.
Что же касается другой книги, лежащей на том самом столике, то Глава вторая на странице триста четвертой любезно знакомила читающего с психическими болезнями в предстарческом (как сообщалось, пресенильном) и старческом (сенильном) возрасте. Так, она уже все знала про инволюционные психозы, депрессии и параноид, но пуще черта боялась Альцгеймера, который у всех на слуху. Все это, включая скрупулезное соглядатайство, вызывало в Аделаиде Вигдоровне нешуточную тревогу (Фобия фобии, барышня она еще пыталась шутить с собственным отражением: получалось вяло). Но что злило больше всего, так это неизвестность: откуда берутся проклятые изменения? Потерять память, та-ак Последнее, что оста-алось И зачем тогда-а?.. а потому по ночам ей снилась черно-белая Королева с крыльями бабочки, и просыпалась Аделаида Вигдоровна растерянная, на шаблонно мокрой подушке. Не понимая толком, что именно с ней творится то ли прогрессирует нормальная забывчивость (всю жизнь она была несколько рассеянна), то ли маячит зловещий диагноз, Аделаида Вигдоровна становилась все более и более удрученной и неразговорчивой. Хотя, по большому счету, разговаривать кроме как с детьми да соседкой, подкармливавшей вместе с ней бездомное зверье (Смотрите, какие глаза у этого котяры! так и сошлись), оказывалось не с кем. Быть с кем-либо на короткой ноге после Ее Профессора, после жуткой и, как ни страшно, вполне традиционной семейной саги да умершей подруги, роскошно близкой (великолепной виолончелистки, кстати сказать), оказывалось невозможным. Исход заболевания неблагоприятный: состояние полного маразма, перечитала она, брезгливо переворачивая страницу. Смерть наступает либо во время судорожного припадка, либо от присоединившейся инфекции.